истины. Я уже знал, что он непременно вернется к этому повествованию, когда посчитает нужным. Это случилось уже вечером, на первой же ночевке.

Ехали мы медленно, поэтому несколько всадников из свиты доезжачего давно ускакали вперед и, выбрав место для ночлега, к нашему приезду уже поставили шатер и нажарили на углях мяса.

После долгого пути и обильной трапезы клонило в сон. Где-то во мраке кричали ночные птицы. Со всех сторон нас обступили звезды, к которым улетали мерцающие искры от нашего костра. В эту пору, когда пребываешь между светом и тьмой, а душа – между явью и сном, рождаются самые диковинные сказки. Страшные и манящие.

– С твоим отцом мне так и не довелось познакомиться, – рассказывал старый псарь Мисаилу, – он уплыл за море, прямо у меня из-под носа. Зато много довелось про него узнать. Был он, видать, счастливым человеком. Женщины его любили. Даже к нам, за тридевять земель, его услали из-за той красавицы, что тебе этот перстень подарила, а самому Санчо – драгоценный плащ. Знатный плащ. Второго такого в Сарае не было, даже у самого хана. Из-за него парня чуть не убили. Да, видно, любила его та, кто плащ дарила. Он же его и спас. Так приключилось, что убить Санчо собрались сразу двое. Вот их этот плащ и попутал. Один нарядился в него, а второй и обознался. А сам Санчо в чем мать родила ноги унес. И смех и грех.

– Отец рассказывал, – кивнул Мисаил.

– Потом отец твоей матери долго ее след искал за морем. Был он большим человеком, начальником ханской охоты. Вторым человеком после беклярибека. Это потом уже вторым человеком стал визирь. А тогда войско и было государством. Не зря оттуда и имя повелось – Орда.

– Он приезжал к нам в Египет.

– Знаю. Старый он уже был, Урук-Тимур. Когда уезжал, звал меня попрощаться. Одарил щедро как никогда. Видно, чуял, что не вернется. Он ведь твою мать искал много лет. Помогал ему в этом тот самый Касриэль, что с вами в Тане познакомился. Тогда он еще в Сарае жил. До чумы это был не тот город, что сейчас. Да и сам Касриэль был богаче. Через своих партнеров на Кипре добрался до того самого дома Барди, где служил этот Санчо, только тот уже получил полный расчет. Отыскали его лишь через несколько лет в Александрии. Вот тогда и попросился старый эмир в посольство. Дальше ты знаешь. Дядя твой Мохаммед-ходжа после возвращения перебрался в Хорезм, а там и смута приключилась. Узбек умер. Его сыновья промеж собой за власть сцепились. За Тинибека встали хорезмские, за Джанибека – крымские. Раньше хорезмские всегда верх брали. Только на сей раз у крымских мошна толще оказалась. Да еще и булгарские на их сторону встали. Прежде они с хорезмскими всегда заодно были, торговали-то по большей части с ними. А тут торговля вдруг стала захиревать. Караваны степью шли маленькие да небогатые. Это уже потом стало известно, что причиной тому чума. Она по восточным странам раньше нашего пошла, оттуда и к нам докатилась. После гибели Тинибека Джанибек в Хорезм послал верных людей. Из

Крыма. Тем более, что сам Улуг-Тимур был родом из тех краев. Как оказалось, на смерть. Вскоре туда добралась чума. Не дано человеку знать своей судьбы. Никогда не ведаешь, где найдешь, где потеряешь.

Доезжачий взял свой посох, который всегда носил с собой, хоть почти на него не опирался, и поворошил угли в костре.

– Кутлу-Буга не твой родной дядя. Он сын младшего брата Улуг-Тимура. После его смерти жена перешла к старшему брату. По монгольскому обычаю, он и стал считаться отцом ее детей. Сейчас он у Джанибека в большой чести. Наместник правого крыла. Был даже беклярибеком, да способностей больших не проявил. А теперь война большая намечается с Персией, там умение нужно. Заменили.

Было видно, что этот старый матерый пес, всю жизнь раскрывавший чужие тайны, прекрасно все понимает. Перед ним никто не исповедовался, но он научился читать в душах, как в книге. Мисаила здесь не ждали, не были ему рады. Он появился, как призрак с того света, никому не желанный. Надеялся ли он, что будет иначе? Мисаил ни разу не обмолвился об этом. Но даже такому неискушенному в жизни человеку, как я, было понятно – надеялся.

Даже в ночи я заметил, как по его лицу пробежала мрачная тень. В отблесках костра предо мной опять сидел Самит. Угрюмый, одинокий и всем чужой молчальник.

– Дай мне еще разок взглянуть на твой перстень, – вдруг сказал старый повелитель псов.

Он долго любовался на камень, рассматривая его теперь уже в свете костра, а потом сжал в кулаке, словно пытаясь ощутить неведомую силу.

– Женщина, подарившая его тебе, подарила некогда твоему отцу плащ, спасший ему жизнь и переменивший судьбу.

Потом протянул раскрытую ладонь Мисаилу, больше ничего не добавив. И по своему обыкновению сразу перевел разговор на другую тему:

– Значит, ты много слышал про мазь императрицы Зои?

Он сказал это, глядя в пламя костра и обращаясь неизвестно к кому. Поэтому кивнули мы оба.

– Помните, я вам рассказывал про царицу Баялунь? Под старость она мечтала обрести секрет вечной молодости и привечала разных волшебников и алхимиков. Дела это тайные и толком про них никто ничего не знал. Мне известно только, что она посылала верных людей с купцами и послами в самые дальние края. Даже к великому хану в Ханбалык. В ту пору оттуда прибыл к Узбеку посланник, большой учености и ума человек. Звали его Кун. Даже в поездку за тридевять земель он привез с собой два сундука книг, написанных мудреными письменами. Меня тогда определили к нему приставом. Он тоже не раз встречался с глазу на глаз с Баялунью. Правда, искателей вечной молодости он считал шарлатанами, о чем и поведал царице. А еще предупредил ее, что стремление к молодости может сократить старость. В этом был намек, который Баялунь, видимо, поняла. Кун предупредил ее, что в состав снадобий, призванных обеспечить вечную жизнь, тамошние ученые часто включают ртуть, которая, при неумелом обращении, может стать ядом. Мало того, сами слова «обрести вечную молодость» аллегорически означают «умереть молодым», и нередко ими зашифровывают рецепты самой обычной отравы. Горе, если подобный рецепт попадет в руки непосвященного профана.

– Это правда, – подтвердил Мисаил. – В свое время много средств на поиски рецепта вечной жизни потратили персидские ильханы. Там даже произошло серьезное противостояние между мусульманскими и буддийскими учеными. Первые предупреждали об опасности ртути, которую применяли вторые. Утверждают, что от