Я впервые пришла на занятия группы правонарушителей и еще не знаю о программе ManAlive и не знакома с Хэмишем Синклером. К тому времени я уже много лет беседовала с жертвами насилия, но никогда не общалась с его зачинщиками. В моей голове абьюзер до сих пор выглядел как гневоголик, монстр, человек, очевидная агрессия которого не поддается контролю. Человек, при взгляде на которого сразу ясно – это «плохой парень». Не исключено, что я даже руководствовалась убеждением о том, будто мои инстинкты незамедлительно сообщат мне о приближении такого мужчины. Вот почему я сразу же замечаю, и на меня накатывает волна тревоги, какими неправдоподобно нормальными кажутся все эти преступники. Как компания парней, с которыми я бы сходила в бар. Такие обаятельные. Смешные, компанейские, скромные, вспыльчивые. Симпатичные и не очень. Стильные и не слишком. Это обычные люди. По словам Адамса, среди особенностей домашнего насилия фигурирует ложная идея о том, что абьюзеры всегда обозлены; на деле всё иначе: злость таких мужчин адресна и обращена на собственную спутницу жизни или ее ближайших родственников. И поэтому друзья и знакомые абьюзеров часто удивляются, узнав, что те совершили какое-то действие насильственного характера. «Удивительнее всего то, что абьюзеры кажутся такими славными парнями, – рассказывает Адамс, – среднестатистический агрессор отлично располагает к себе». По мнению Адамса, в этом-то и заключается суть дела: мы ожидаем увидеть когти и хвосты, а нам демонстрируют обаяние и учтивость. Именно так абьюзеры и привлекают жертв. «Мы ищем гневоголика, – продолжает Адамс, – но только четверть агрессоров подходит под это определение. Вместо этого перед нами предстает негибкая личность. Косный человек, который делит мир на черное и белое».

В вечер моего визита Адамс выясняет, как участники относятся к своим родителям и, в особенности, к отцам. Отец одного из мужчин заведовал бакалаврской образовательной программой в престижном университете. Отец другого, по словам сына, был сексуальным маньяком и наркоманом. Пятеро из семи присутствующих мужчин видели, как их отцы жестоко обращались с женщинами. В отличие от RSVP и многих (пожалуй, большинства) программ профилактики рукоприкладства Emerge всегда приглашает педагога-женщину, которая участвует в организации встреч. Для этого есть две причины: во-первых, команда, состоящая из мужчины и женщины, которые работают на равных, становится ролевой моделью для членов группы. Во-вторых, еще на этапе становления программы Адамс заметил, что участники редко выказывают поведение, отражающее их позицию в отношении женщин, не перебивают, не ставят под сомнение их идеи и не игнорируют их, а если такое все-таки происходит, педагог немедленно обращает на это внимание группы. Адамс просит семерых участников оценить, к какой группе они бы отнесли своих отцов: «хороший», «плохой» или «по ситуации». Только один из семи мужчин называет отца «плохим». При этом они делятся историями об отцах-алкоголиках, отцах, избивавших матерей в кровь, о том, как их самих в детстве пороли ремнем. А я сижу и слушаю, не понимая, как они не видят, что они сами или их матери были жертвами отцов. Тогда я особенно остро ощутила вопиющую разницу женского и мужского восприятия мира. Конечно, я и сама испытывала нечто подобное в моменты общения с бывшим мужем – помню, как много раз, когда он утверждал, что я его не слушаю, а я отвечала, что на самом деле слушаю. Просто не разделяю его точку зрения. Но когда я сидела в том зале, конкретная иллюстрация этой абстрактной идеи заставила меня поежиться; возможно, потому что я была наблюдателем, который смотрит на жизни этих мужчин снаружи и не пытается спорить о чем-то с опорой на личный опыт. Помню свои мысли в тот момент: удивительно, как людям удается сохранять брак так долго.

Несколько раз Адамсу приходится напоминать участникам, что отца можно любить, но при этом относиться к нему критично. Мужчины снова и снова говорят о том, как их матери провоцировали отцов.

Позже я обсуждаю это с Адамсом, и он нисколько не удивлен тем, что мужчины контекстуализируют и оправдывают жестокость отцов, при этом демонизируя матерей. «Всё так и происходит, – объясняет Адамс, – они переняли поведение эгоистичного отца-нарцисса… [но] мы не читаем нотаций. Мы даем этим мужчинам информацию и надеемся, что со временем эти знания их изменят».

На следующий день я обедаю с одним из участников группы Адамса. Мы приехали в местную бургерную на его грузовике; он открывает передо мной двери, и, убедившись, что ресторан мне нравится, предлагает заказать первой. Иначе говоря, он вежлив и обходителен. Лицо парня покрыто веснушками, на голове – низко посаженная бейсбольная кепка. Хотя я знаю, что ему под тридцать, выглядит он очень молодо, как будто начал бриться только неделю назад. Пройти программу Адамса его обязал суд, и он признался, что прошлым вечером на встрече соврал, что не пил алкоголь, а значит нарушил условия УДО. Он преуменьшил преступление, которое совершил в отношении своей бывшей сожительницы, сказав мне, что хоть и душил ее практически до потери сознания, но сделал это всего один раз, после того, как она сама на него напала и поцарапала. По его мнению, они оба несли ответственность за жестокость в отношении друг друга, но только его обязали за это расплачиваться. Он не понимал, что царапины не идут в сравнение со смертельной опасностью удушения, и поэтому рассматривал свое поведение как равноценную реакцию, баш на баш. После я узнала, что этот мужчина так и не закончил программу; он переехал куда-то на запад и, вероятно, увез свои убеждения с собой. Но, может быть, я ошибаюсь. Может быть, что-то осталось с ним после посещения этих курсов, хотя программу он и не завершил. Мы уже заканчивали обедать, когда он сказал, что после того, как ему удалось преодолеть первоначальную враждебность к группе, программа изменила его в лучшую сторону. «Когда обнаруживаешь себя в такой группе, врать себе по поводу принятых решений уже невозможно», – сказал он. «На этом этапе жизни я больше не могу сказать себе, что не такой уж я и плохой парень».

Когда Адамс только начал изучать подходы к изменению поведения агрессивных мужчин, и еще до того, как он проследил связь с нарциссизмом, практически все исследования 1960-х и 70-х годов винили в бытовом насилии женщин-манипуляторов, которые провоцировали мужей. Точка зрения, что жертва сама провоцирует агрессию в свой адрес, до сих пор широко распространена. В начале 1980-х защитница прав жертв домашнего насилия из Миннесоты по имени Эллен Пенс создала «Колесо власти и контроля»[91]. Это колесо выделяет восемь способов, при помощи