К окончанию 8‑го класса Игорь вытянулся, окреп. Несмотря на это, я все смеялась над ним, потому что у него друзья были не только ровесники, но и малыши: он играл с ними в хоккей и футбол. Никого никогда не обижал и сам не дрался. Любил животных. Однажды принес котенка и дал ему имя Ромка. Уж очень они любили друг друга, даже спали вместе.

Мы жили в бараке, то есть никаких коммунальных удобств. Отец у нас постоянно в командировках, и вся „мужская“ работа была на сыне. Не надо было повторять и напоминать, что сделать.

Он сам знал: вода, снег, уголь — его святая обязанность, а потом уже гулять. Никогда не жаловался что ему трудно или кто‑то его обидел».

Получив восьмилетнее образование, Игорь решил покинуть школу и поступить в техникум.

— Я была против этого намерения, — говорит Г. И. Саренко, бывшая классная руководительница, — очень не хотела отпускать Игоря, но он был непреклонен…

Однако, расставшись со школой, одноклассниками, учителями, Игорь часто заходил проведать их, поделиться новостями. А в один из таких визитов огорошил всех сообщением о том, что уходит в армию. И не было при этом в его глазах ни боли, ни тоски. Лишь легкая грусть от предстоящей разлуки с родными и близкими ему людьми.

Наверное, не мог даже подумать этот юноша, только что закончивший техникум и не успевший толком поработать, что домой он вернется в цинковом гробу. До последнего боя, пока не прервалась молодая жизнь, он не забывал о своих друзьях. Писал им письма о себе, о своих тяжелых буднях. Не грустил он даже в армии, не унывал, верил, что они встретятся, что снова соберутся вместе, споют свои любимые песни.

Гитара в руках Игоря звучала божественно. Она помогала ему и его друзьям и в радости, и в горе. Способность понимать друзей, проникаться состоянием других людей — одна из самых главных черт в Игоре. Этот скромный, аккуратный, уверенный в себе паренек оставил о себе самые светлые воспоминания. Друзья Игоря по классу каждый раз, встречаясь, говорят о нем, ходят на кладбище к его могиле и там беседуют с ним.

В марте 1986 года он окончил техникум и получил диплом. А в мае 1986 года призвали его в армию. В военном билете было записано, что призывается он в морфлот. Вся родня подшучивала над ним, говорили: «Ну вот и все, Игорь, драить тебе теперь палубу и кушать одну кашу, похудеешь».

Матери он казался все еще маленьким, боялась — не справится с солдатскими обязанностями. Ведь все пролетело так быстро, и не верилось, что он уже взрослый. На проводах пел песни под гитару: «Не волнуйся, мама, я вернусь!». Мать слушала, украдкой вытирала слезы и просила почаще писать.

В первом своем письме Игорь сообщил родным, что часть в Бийске расформировывается и его вместе с другими ребятами переводят в город Чирчик (Узбекистан), в десантные войска. Обещание, данное матери, Игорь выполнял: писал каждую неделю.

Но однажды письма долго не было. Потом стало известно, что Игорь болел желтухой, лежал в госпитале. Сообщил, что скоро в Афган. Собрали отец с матерью гостинцы и поехали в далекий Чирчик.

«Сходили в городе на базар и купили все вкусненькое: фруктов, сладостей, наварила борща, — вспоминает Галина Сергеевна. — Хотелось сына накормить, думала, голодный, а он пришел после ужина и ничего не поел, говорит: я сытый, всего хватает, ничего не хочу. Отец ходил к командиру полка, спрашивал про Игоря, как он служит. Ничего плохого не услышал. Только слова благодарности за сына. В разговоре командир подчеркнул, что Игорь сам просился в Афганистан, хотя после его болезни полагается отсрочка.

Вечером мы стали разговаривать с Игорем, пытались убедить его не торопиться, окрепнуть, но он отвечал: „Мам, пап, я здоров, и не хочу, чтобы меня считали трусом, чтобы говорили, что я специально заболел, чтоб не поехать в Афган.

Пап, ты же знаешь, деда Женя был у нас разведчиком, и он учил меня никогда не уходить от трудностей. Как я смогу потом друзьям смотреть в глаза. Я поеду. Не переживайте, все будет хорошо“.

Как я ни просила, ни плакала — все бесполезно. Не смогли мы его переубедить, просили только писать чаще, беречь себя».

Письма приходили один раз в неделю. Во всех одно и то же: жив, здоров, все нормально, всех вас люблю, не переживайте, никому не верьте, у нас не стреляют…

Игорь Москаленко погиб осенью 1987 года. Он один из немногих награжденных орденом Ленина. Но он не держал в руках этой высокой награды, не принимал поздравлений и не отвечал на крепкие рукопожатия друзей. Ему уже не нужно было все это. В наградном листе в скобках стояло — «посмертно».

Последнее письмо Игоря родителям… По злой игре случая оно пришло в тот день, когда, вернувшись с работы на обед, Галина Сергеевна открыла дверь перед группой людей в военной форме. «Похоронку» не посылали — пришли сами. И еще кто‑то из соседей случайно занес в дом свежую почту. В ней и было последнее письмо сына. Оно не отличалось от других: как всегда, короткое, полное ожидания встречи, такое привычное и обнадеживающее: «скоро я буду дома». Но были в этом письме три слова, раз и навсегда решившие судьбу Игоря: «Ухожу на задание». С этого задания ему уже не суждено было вернуться.

Старая, как мир, истина: в разведку берут только самых надежных и проверенных. Перед последним заданием у разведчика Игоря Москаленко на счету было 18 боевых операций. В последний для себя и своих друзей выход командир разведгруппы старший лейтенант Олег Онищук взял и его.

Они были в самом пекле — всего в нескольких километрах от Пакистана. Только начинало всходить солнце последнего октябрьского дня. Но они уже не увидели его света.

«Выполняя боевое задание по уничтожению караванов и бандформирований мятежников, разведывательная группа старшего лейтенанта О. Онищука 31.10.87 в районе населенного пункта Дури захватила одну из трех автомашин мятежников, груженную оружием и боеприпасами. На рассвете группа была окружена мятежниками и вступила в тяжелый неравный бой. Игорь огнем из пулемета мужественно отражал натиск мятежников, прикрывая отход группы. Когда у Игоря кончились патроны, он отражал натиск гранатами, уничтожив при этом 6 душманов. Игорь погиб смертью храбрых…»

Официальное сообщение от командования. В нем сказано все и ничего. Хитрая политика недоговоренности, полуправды. Мы не определили и сейчас до конца свое отношение к тому, что все эти годы происходило в Афганистане, к тому, что потом назвали грубой политической ошибкой… Еще долго, наверное, все те, кто знает об Афганистане по фильмам и книгам, будут видеть в этой войне своеобразное горнило, где закалялись настоящие мужчины.

В то октябрьское утро 1987 года огонь в горниле бушевал слишком жарко. Он не закалил — он сжег всех, кто попал в него.

Через несколько месяцев после этих страшных событий к родителям Игоря приехали его боевые друзья‑«афганцы», которые всегда поддерживают связь с родственниками погибших. От них‑то впервые и узнали Галина Сергеевна и Василий Евгеньевич Москаленко все неофициальные подробности этого боя у кишлака Дури. Потом было письмо с вырезкой из латвийской газеты от родителей погибшего вместе с Игорем сослуживца. Все яснее становилось, что гибель разведгруппы не случайна, что у нее есть конкретные виновники. Москаленко слышали, что родители других парней подали в суд на офицеров из части Игоря. Но сами ничего этого не делали. Они знали только одно: что у них нет сына и никакой суд не сможет его вернуть.