Сидевший у костра Тайсон уже вполне освоился с ружьем. Синяя пуля угодила в одного из кентавров, отбросив его прямо в озеро. Он вылез, усмехаясь, весь в тине и синей краске, держа кверху оба больших пальца.

— Аннабет, — вздохнул Хирон, — может быть, вы с Гроувером присмотрите за Тайсоном, пока он и мои сородичи не обучили друг друга всяческим дурным занятиям?

Аннабет взглянула на кентавра. Они без слов поняли друг друга.

— Конечно, Хирон, — ответила она. — Пошли, козленок.

— Но я не люблю пейнтбол.

— Значит, полюбишь, — Аннабет подняла Гроувера на копыта и повела к костру.

— Перси, я говорил с Аннабет на пути сюда. — Хирон закончил бинтовать мою ногу. — Говорил о пророчестве.

«Ах, вот оно что», — подумал я.

— Она не виновата. Я заставил ее рассказать мне.

В глазах Хирона вспыхнуло раздражение. Я не сомневался, что он снова обрушится на меня с упреками, но затем во взгляде его появилась усталость.

— Не мог же я вечно держать это в тайне, — проворчал кентавр.

— Выходит, в пророчестве упоминается и обо мне?

— Хотел бы я знать, Перси. — Хирон запихнул бинты обратно в аптечку. — Тебе еще не исполнилось шестнадцать. Пока мы должны как можно лучше обучить тебя, а будущее пусть решают Мойры.

Мойры. Я уже давно не думал об этих старых дамах, но стоило Хирону произнести это слово, как что-то словно переклинило у меня в голове.

— Так, значит, вот что это значило!

— Что «это»? — нахмурился Хирон.

— То, что случилось прошлым летом. Знамение, явленное Мойрами, когда я увидел, как они перерезают нить чьей-то жизни. Я подумал, это значит, что я умру прямо сейчас, но получается еще хуже. Смерть, которую они предсказывали, настигнет меня в шестнадцать лет.

Хвост Хирона нервно дернулся в траве.

— Ты не можешь быть уверен в этом, мой мальчик. Мы даже не знаем, о тебе ли это пророчество.

— Но другого полукровки, рожденного от кого-либо из Большей тройки, — нет!

— Мы знаем это.

— А Кронос собирается восстать. Он хочет уничтожить Олимп!

— Он попытается его уничтожить, — согласился Хирон. — А заодно и западную цивилизацию, если мы не остановим его. Но мы сделаем это. И ты будешь не одинок в этой битве.

Я понимал, что старый кентавр хочет подбодрить меня, но я помнил слова Аннабет. Все ляжет на плечи одного героя. Одно решение, которое спасет или уничтожит Запад. И я не сомневался, что Мойры каким-то образом предостерегали меня от этого. Должно было произойти нечто ужасное — либо со мной, либо с кем-то из моих близких.

— Я всего лишь подросток, Хирон, — жалобно произнес я. — Какая польза от того, что один-единственный герой-неудачник выступит против самого Кроноса?

Хирон принужденно улыбнулся.

— «Какая польза от одного героя-неудачника?» Джошуа Лоуренс Чемберлен, помнится, сказал мне нечто подобное незадолго до того, как единолично изменил ход вашей Гражданской войны.

Хирон вытащил из колчана стрелу и развернул ее так, что острый как бритва наконечник ярко вспыхнул в пламени костра.

— Небесная бронза, Перси. Оружие бессмертных. А что случится, если ты поранишь этим человека?

— Ничего, — сказал я. — Оно пройдет насквозь — и больше ничего.

— Правильно. Люди существуют на другом уровне, не на том, где живут бессмертные. Их даже нельзя ранить нашим оружием. Но ты, Перси, отчасти бог, отчасти человек. Ты живешь в двух мирах одновременно. Тебе может быть нанесен урон в обоих мирах, и на оба ты сам можешь воздействовать. Вот что делает героев такими особенными. Ты привносишь надежды человечества в чертоги вечности. Чудовища не умирают. Они возрождаются из хаоса и варварства, которые всегда бурлят под покровом цивилизации, и это есть то самое, что делает Кроноса сильнее. Они должны терпеть поражение за поражением, их надо держать в страхе и не подпускать к людям. Герои — воплощение этой борьбы. Ты вступаешь в схватки, в которых человечество должно одерживать победу, — каждое поколение, если оно хочет сохранить человеческий облик. Ты понимаешь?

— Я… я не знаю.

— Попытайся понять, Перси. Потому что вне зависимости от того, о тебе пророчество или нет, Кронос думает, что, возможно, о тебе. И после сегодняшнего дня он окончательно отчаялся склонить тебя на свою сторону. Видишь ли, это единственная причина, по которой он до сих пор не убил тебя. Как только он убедится, что не сможет использовать тебя, он тебя уничтожит.

— Ты говоришь так, будто знаешь его.

— Да, я знаю его. — Хирон поджал губы.

Я уставился на него. Временами я просто забывал, насколько Хирон стар.

— Так вот почему мистер Д. обвинил тебя, когда дерево отравили? Поэтому ты сказал, что некоторые тебе не доверяют?

— Многие.

— Но, Хирон… объясни же мне наконец! Почему они думают, что ты можешь предать лагерь во имя Кроноса?

Глаза Хирона стали бездонными и темно-карими, как будто в них скопилась вся печаль тысячелетий.

— Перси, вспомни, чему тебя учили. Вспомни, как ты изучал мифологию. Как я связан с повелителем титанов?

Я попытался сообразить, но, как всегда, вся мифология перепуталась у меня в голове. Даже сейчас, когда все это было так важно для моей собственной жизни, я с трудом прослеживал связь между именами и событиями. Я потряс головой.

— Уф, кажется, ты обязан Кроносу какой-то милостью? Он сохранил тебе жизнь?

— Перси, — одними губами произнес Хирон, — титан Кронос — мой отец.

Благодаря способности кентавров перемещаться с ураганной скоростью, мы прибыли на Лонг-Айленд сразу после Клариссы. Я ехал верхом на Хироне, но мы почти не разговаривали, особенно насчет Кроноса. Я понимал, что Хирону было нелегко сказать мне это. И не хотел подталкивать его к откровенности, задавая новые вопросы. Я хочу сказать, что встречал множество родителей, которых стоило стыдиться, но Кронос — злобный повелитель титанов, который вознамерился разрушить западную цивилизацию, Таких отцов не приглашают в школу на выпускной вечер.

Когда мы добрались до лагеря, кентавры сгорали от нетерпения, желая встретиться с Дионисом. Они слышали о том, что он закатывал самые безумные вечеринки, но их постигло разочарование. Когда весь лагерь собрался на вершине Холма полукровок, бог вина и виноделия был не в настроении что-либо праздновать.

Лагерю пришлось пережить две нелегкие недели. Мастерская прикладных искусств сгорела дотла после нападения Draco Aionius (что, в моем представлении, приблизительно переводится с латыни как «очень большая ящерица, которая выдыхает всякую дрянь»). В комнатах Большого дома повсюду лежали раненые. Ребята из команды Аполлона, которые слыли лучшими целителями, трудились день и ночь, оказывая первую помощь. И когда мы столпились вокруг дерева Талии, все обитатели лагеря выглядели хмурыми и изможденными.