- Я бы тоже хотел положить ей конец, - сказал Ник, - если это возможно.

- И я, - впервые нарушила молчание Мойра.

- Твоего мнения никто не спрашивает, - холодно оборвал ее доктор.

- Что ж, я все равно его высказала. Пора с этим покончить. - В ее голосе вдруг прорвались нотки вины, видно, давно мучавшей ее. Супруги злобно уставились друг на друга, совершенно забыв, что они не одни.

- Вспомните, Ник, когда вы очнулись в Сан-Диего?

- Ночью, в больнице. Что было днем, я совершенно не помню.

- Ну а ваше последнее воспоминание до этого провала памяти?

- Помню, как я проснулся в то утро. Всю ночь я не спал и был в подавленном состоянии. Перед глазами стояла та кошмарная сцена на складах. Меня преследовал запах виски и горящих поленьев. Захотелось хоть на время забыться, и я пошел в ванную - там у нас хранятся снотворные. Но, увидев пузырьки с красными и желтыми таблетками, я решил: приму все разом и забудусь навсегда.

- Тогда вы и написали прощальную записку?

Он обдумал мой вопрос.

- Да, я написал ее перед тем, как принял таблетки.

- Сколько таблеток вы приняли?

- Не считал. Пару горстей, наверное. Чтобы умереть, вполне достаточно. Но я не мог сидеть в ванной: туда могли явиться и помешать мне умереть. Я вылез из окна и спрыгнул. Наверное, стукнулся при падении головой. - Положив письма на одно колено, он бережно потрогал висок. - Очнулся я только в сан-диегской больнице. Но я уже обо всем этом рассказал доктору Смизерэму.

Я поглядел на Смизерэма. Он, не слушая Ника, раздраженным шепотом пререкался с женой.

- Доктор Смизерэм?

Он круто обернулся, но не откликнулся, а потянулся за письмами, лежавшими у Ника на коленях.

- А ну-ка, дайте посмотреть, - Смизерэм пошелестел тоненькими листками и прочитал, обращаясь к жене: - «Летчики чем-то напоминают скаковых лошадей - они до того растренированы, что это уже нездорово. Надеюсь, что я не выгляжу так со стороны. А вот командир нашей эскадрильи Вильсон выглядит именно так (он больше не читает наших писем, так что я могу не стесняться в выражениях). Вот уже четыре года, как он на войне, но мне кажется, он ничуть не переменился, - все тот же чопорный выпускник Йельского университета, что и четыре года назад. Однако мне кажется, он остановился в своем развитии. Он отдал лучшие годы войне…»

- Вы отлично читаете, доктор, - сухо сказал Тратвелл, - но не кажется ли вам, что вы выбрали неподходящее время?

Смизерэм словно не слышал Тратвелла.

- Как звали командира моей эскадрильи на «Сорел-бей»? - спросил он жену.

- Вильсон, - сказала она еле слышно.

- Ты помнишь, что точно в тех же выражениях я писал тебе о нем в марте сорок пятого года?

- Смутно. Но охотно тебе верю.

Смизерэма ее ответ ничуть не удовлетворил. Он снова пролистал письма, в ярости чуть не раздирая страницы.

- Слушай дальше, Мойра: «…Мы почти у самого экватора, очень донимает жара, но не подумай, что я жалуюсь. Если мы и завтра будем стоять у этого атолла, я поныряю с борта: мне уже несколько месяцев не приходилось плавать - с самого Пирл-Харбора. Теперь мое самое большое удовольствие - душ, я его принимаю каждый вечер перед сном». И так далее. Потом в письме упоминается, что Вильсона сбили над Окинавой. Явственно помню, что писал тебе об этом летом сорок пятого года. Как ты это объяснишь, Мойра?

- Никак, - сказала она, не поднимая глаз. - И не подумаю ничего объяснять.

Тратвелл встал и из-за плеча Смизерэма пробежал письмо глазами.

- Насколько я понимаю, это не ваш почерк. Нет, нет, явно не ваш. - И добавил после паузы: - Ведь это почерк Лоренса Чалмерса, не так ли? - Затем последовала еще одна пауза. - Значит ли это, что военные письма Чалмерса к матери были подделкой?

- Разумеется. - Смизерэм потряс зажатыми в кулаке письмами. Глаза его были обращены на жену. - Но я так до сих пор и не понял, как могли быть написаны эти письма.

- Чалмерс служил когда-нибудь в морской авиации? - спросил Тратвелл.

- Нет. Он поступил было на летные курсы. Но так и не смог их закончить. По правде говоря, его демобилизовали через несколько месяцев после того, как он был зачислен во флот.

- Почему? - спросил я.

- Психическая неполноценность. Ему и учебный лагерь оказался не под силу. Такое не редкость у склонных к шизофрении юнцов, когда они пытаются стать вояками. Особенно если в их жизни, как в жизни Ларри, главную роль играла мать.

- Откуда вам все это известно, доктор?

- Я служил тогда в военно-морском госпитале в Сан-Диего, и меня прикрепили к Чалмерсу. Мы обычно держали пациента несколько недель у себя: подлечивали, прежде чем отпустить на все четыре стороны. И с тех самых пор Чалмерс был моим пациентом, если не считать двух лет, что я провел в плавании.

- Вы поселились здесь, в Пойнте, из-за Чалмерса?

- В том числе и из-за него. Чалмерс был мне благодарен и предложил помочь с практикой. Мать его к тому времени умерла, оставив ему кучу денег.

- Я одного не понимаю, - сказал Тратвелл, - как он мог втереть нам очки этими липовыми письмами. Ведь ему, наверное, приходилось подделывать армейские конверты и штампы. И как он получал письма, если не служил во флоте?

- Он работал на почте, - сказал Смизерэм. - Я сам его туда устроил, перед тем как уйти в море. Наверное, он завел специальный ящик для своей корреспонденции. - Тут Смизерэм снова повернулся к жене: - А я не понимаю, Мойра, как ему удавалось - и притом неоднократно - переписывать мои письма к тебе?

- Должно быть, он брал их у меня, - сказала она.

- Он брал их с твоего ведома? Она хмуро кивнула.

- По правде говоря, он брал их почитать, так он мне говорил. Но я вполне понимаю, почему он их переписывал. Ты был для него идеалом, и он хотел во всем походить на тебя.

- А как он относился к тебе?

- Он ко мне привязался. Ты мог это заметить еще до отъезда. Он ведь этого не скрывал.

- Ты часто виделась с ним после моего отъезда?

- А ты как думал? Мы ведь жили дверь в дверь.

- Дверь в дверь в «Магнолии»? Ты хочешь сказать, что вы жили в соседних номерах?

- Ты сам просил меня за ним приглядывать, - сказала она.

- Я тебя не просил с ним спать. Ты спала с ним? - грубо сказал он; видно было, что это объяснение тяжело и ему, но остановиться он уже не мог.

- Я спала с ним, - сказала Мойра. - И ничуть об этом не жалею. Я была ему нужна. И может быть, спасением своего рассудка он мне обязан не меньше, чем тебе.

- Ах, вот как, значит, ты с ним спала в лечебных целях? Вот почему тебе так хотелось приехать сюда после войны. Вот почему…