Всяк камень знает свой шесток,

В одном из них сидит цветок.

Заклинание Хрума более всего походило на детскую считалочку, но Коростелю вдруг показалось, что у него начинает мороз побирать по спине. Между тем струйка дыма из камня все росла, и, наконец, из скалы густо повалил седой дым с черными барашками гари. По каменной поверхности пробежала волна, вздыбившая, ломающая и рвущая лишайниковый дерн. Большой прямоугольный пласт мха медленно отвалился, и за ним взорам друидов предстало той же формы зияющее отверстие, действительно чем-то напоминающее дверь. Только после этого кобольд открыл глаза и удовлетворенно прошептал свое неизменное «хрум». Травник первым подошел к отверстию, сделал друзьям предостерегающий жест и осторожно заглянул вглубь. После чего подозвал остальных и велел Эгле достать свечи. За дверью была тьма.

Сырость и тлен, которыми здесь пропиталось буквально все, красноречиво говорили о том, что если это даже и действительно вход в логово зорзов, то он, скорее всего, не основной, а из запасных, да к тому же и порядком заброшенный – в этом воздухе жить долго невозможно. Даже кобольд крутил носом, отнюдь не желая втягивать ноздрями миазмы подземелья. У Коростеля даже возникло желание завязать рот платочком Руты, который он всегда носил с собой как ладанку с завернутым в него ключом Камерона на шнурке. Но он отбросил это, как ему сейчас показалось, неуместное и даже кощунственное желание, ведь платочек словно сохранял в себе запах того теплого и домашнего чувства, которое было связано у Коростеля с девушкой. И он даже решил наоборот – поглубже спрятать ключ в платке у себя на груди. Это движение не укрылось от Эгле, и девушка чуть заметно усмехнулась. Ян сделал вид, что не обращает внимания на ехидные издевочки молодой друидки, слегка потеснил Травника и первым шагнул в темноту.

Первое впечатление было у всех одно: здесь, по-видимому, давно уже не ступала ничья нога, будь то человек или какое-то другое существо. Под ногами тут и там хлюпали лужи, наполненные явно не хрустальными родниковыми струями, а затхлой зеленой водицей, местами напоминавшей густую грязную жижу. Затем ход завернул вправо и заметно расширился. На стенах стали попадаться ржавые болты от светильников, которые, по-видимому, когда-то здесь висели. Хорошенько осмотреть весь ход до потолка не было никакой возможности: толстые свечи, благоразумно прихваченные хозяйственной Эгле, почему-то горели в подземелье плохо, без конца трещали, и пламя постоянно колебалось, угрожая погаснуть совсем.

Друиды шли, все время придерживаясь только левой стороны коридоров. Кобольд, которому самой его природой должно было бы чувствовать себя здесь как рыба в воде, напротив, плелся сзади; видно было, что мужество его почему-то очень быстро покинуло. Но держался он ближе не к Травнику, сразу же обнажившему в подземелье кинжал, а к Гуннару, который вовсе не был вооружен.

Ощущение было такое, что они уже целый час продвигаются в полутьме подземных коридоров, как вдруг кобольд предостерегающе засопел и поднял лапу. Травник, уже было свернувший в очередной коридор, немедленно остановился и вопросительно глянул на подземного жителя. Хрум кивнул на маленькую нишу в стене, которую друиды едва не прошли, не заметив в темноте. Ниша, больше походящая на маленький коридорчик, заканчивалась дверью.

– Там, – испуганно прошипел кобольд, указывая на дверь. – Холодно…

– Что он говорит? – беспокойно спросил Збышек.

– Хрум почуял что-то холодное за дверью, – объяснил Гуннар. – Что там такое, дружище? – И тут же осекся – лицо кобольда было перекошено от страха.

– Там… лед, – прошептал подземный житель. – И смерть…

– Войдем? – предложил враз посуровевший Збышек.

– Что скажешь, Хрум? – сказал Травник, положа ладонь на рукоять кинжала.

– Не знаю, – смешался кобольд. – Там смерть, за дверью… Но опасности для живых я не чую. Совсем. Странно это все…

– Тогда давайте ее откроем, – велел Травник. – Не хотелось бы оставлять смерть за спиной. Проверь замок.

Все в ожидании обратили свои взоры на кобольда. Хрум прищурился, смерил дверь взглядом из под лохматых и кустистых бровей и спокойно сказал.

– Преграды нет. Дверь открыта.

– Что-то мне это не нравится, – заметил Гуннар. – Походит на ловушку. Кто знает, что может нас ждать за этой дверью. Она словно специально открыта, мол, заходите, милости просим.

– Хрум войдет и все расскажет, – вдруг решился кобольд. В пути он почему-то весь как-то сник, видимо, заклинания высосали из подземного жителя немало сил. Но теперь, стоя у загадочной двери, Хрум пришел в себя и приободрился. – По-моему, я уже знаю, что там. Это не опасно.

И он косолапо шагнул вперед и, уцепившись за торчащий из двери вместо ручки большой ржавый гвоздь, осторожно открыл дверь. С минуту кобольд стоял, разглядывая с порога маленькую тусклую комнатку, размерами с кладовку, затем повернулся и взглянул на друидов.

– Сдается мне, тут кто-то из ваших… – тихо сказал он и опустил косматую голову.

Травник быстро скользнул мимо него, вошел в комнату. Следом за ним – Март, Эгле, Коростель. Последним в дверь вошел Гуннар, и в комнате наступила тишина. Здесь было очень холодно, по всей видимости, в комнате где-то был ледник. Но никто сейчас об этом не думал. Друиды в молчании обступили узкий железный стол, стоящий в углу. На нем лежал человек с закрытыми глазами, губами цвета серого февральского снега и заострившимися чертами воскового лица, обрамленного смоляными волосами. По всей видимости, лежащий был мертв уже давно. Это был Книгочей.

Они сидели под высокой раскидистой сосной: четверо мужчин и девушка возле неподвижного тела Книгочея. Было утро, и в лесу уже проснулись птицы, весело щебетавшие в кронах деревьев. Где-то вдали неутомимый дятел пробовал на прочность очередной ствол какого-нибудь вяза или ясеня, основательно подгнившего изнутри. Было светло, солнечно и мирно. Даже слишком.

А перед этим было все. Минутный шок, попытки прощупать пульс, услышать удары сердца, хотя одного взгляда на тело было достаточно, чтобы понять: оно лежит здесь бездыханное уже не один день. Рассвирепевший Март бросился обратно в подземелье и в остервенении принялся бешено колотить в стену коридора, туда, где он заканчивался тупиком. А вернее, просто скалой, из которой дальше не вело ничего, ни явного, ни скрытого заклятьями. Так сказал усталый Хрум, тщательно исследовавший глухую стену, куда привел его бледный Збышек. Дальше была скала, просто скала, и за ней не было даже врага. Оставалось одно только горе.

Март не хотел отсюда уходить, как во сне снова и снова обшаривая все закоулки, все ответвления подземных ходов. Но они тоже приводили либо в тупик, либо в пустые комнаты, без мебели, без утвари – просто холодные и сырые каменные мешки. И без единого следа человека.

Из подземелья его увела Эгле, просто подойдя и взяв за руку, как маленького. Она вывела Марта и усадила его под деревом, и Збышек молча обнял сосновый ствол, спрятав за его крепким и клейким телом свое лицо. Книгочея вынесли из подземного хода Травник и Коростель, а рядом шли, понурив головы, Гуннар и кобольд, готовые в любую минуту помочь. Тело друида было удивительно легким, и от него совсем не исходило запаха тления – видимо, сказалось то, что зорзы отнесли его на ледник. Кобольд еще раз обследовал всю скалу вдоль и поперек, но не нашел ни двери, ни даже следа блуждающего заклятья. Друиды прочесали все вокруг, но с тем же успехом. Предстояло отнести Книгочея домой, похоронить тело, а потом возвращаться, и если понадобится – разнести всю эту скалу до основания и докопаться до зорзов, где бы они ни скрывались. Даже если для этого придется перевернуть на острове каждый камень.