Такой исключительный опыт познания человеческой природы давал Сафвату власть над окружающими. Он словно разрушал невидимые стены, входил в сферы, откуда управляют людьми, и обретал такую силу, какой больше ни у кого не было. Ему не нужно было много говорить, он уже ничему не удивлялся и ни в чем не сомневался. Каменное выражение лица, сурового как рок, устрашающий взгляд, леденящий сердце, неторопливые, несмотря на происходящий вокруг ужас, движения, скупые слова, произносимые медленно и четко. Одно его присутствие нагнетало атмосферу вокруг. Все это давало ему безграничную власть над людьми, подобную власти бога. Он судит, но не судим. Он водит рукой судьбы, но сам ей неподвластен. Одним лишь словом или жестом он распоряжается жизнью семьи и ее будущих поколений.

Невероятная власть, которой он обладал, вызывает вопрос: можем ли мы по нашему желанию менять ход событий? Если мы чего-то сильно хотим, приближаем ли мы желаемое? И если да, то власть Сафвата Шакира объясняется одержимостью властью. Он моментально навязывает свою волю, даже тем, кто не в курсе, какую он занимает должность. Но с женщинами, страсть к которым Сафват унаследовал от своих предков, эта власть проявляется по-другому. У большинства мужчин в его роду было по две жены, а то и больше (не считая любовниц). Он помнил, как в детстве мать с отцом часто ругались из-за связей отца на стороне. Он не забыл, как, еще учась в полицейском колледже, завел отношения с женщиной, прислуживающей у них в доме, и спал с ней каждый четверг, после того как возвращался с вечеринки у друзей. Он чувствовал, что тело ее было уже пресыщено, и этот признак, а также некоторые другие, заставлял его подозревать — не спит ли она одновременно и с отцом? Свой сексуальный пыл и технику Сафват Шакир не утратил и в пятьдесят пять. И дело тут не только в наследственности, но и в характере его работы. Люди, постоянно живущие в состоянии опасности, как солдаты, тореадоры, члены бандитских групп, испытывают повышенное сексуальное желание и никогда не могут пресытиться, словно жадно черпают удовольствие, которого вместе с жизнью могут лишиться в любой момент, или как будто благодаря сексу они полнее ощущают каждую секунду своей жизни, находящейся под угрозой.

Одной из больших странностей Сафвата Шакира была его манера обходиться с женщинами. После долгих лет ожидания мужа, сидящего в тюрьме без суда, жена теряла надежду на освобождение и думала только о том, как улучшить его положение, перевести в тюрьму поближе или обеспечить необходимое лечение. И тогда она неизбежно обращалась к офицерам госбезопасности, единственным людям, кто мог облегчить его существование.

Уже привычным зрелищем у здания разведки стала собирающаяся с раннего утра толпа женщин, одетых в черное. Долгими часами они молча стоят, тихо переговариваются или плачут, пока им не позволят войти внутрь. И тогда они уже бросаются с мольбами и слезами к офицерам, суют им бумажки с мелкими прошениями насчет мужей. Офицеры привыкли рассматривать просьбы с безразличием и даже отвращением. В большинстве случаев они отказывали женщинам и угрожали им самим арестом и пытками, если те не уберутся. Но если жена арестованного оказывалась красавицей, то к ней было совсем иное отношение. Ей назначали встречу с Сафват-беем, причем офицеры, сообщая ей об этом, пытались скрыть усмешку, блестевшую в глазах. Они знали о любви своего начальника к женщинам и между собой часто шутили на эту тему, однако продолжали посылать красавиц, стараясь угодить ему.

И вот хорошенькая жена заключенного попадала в кабинет к Сафвату Шакиру, заикаясь от страха и осознания собственной ничтожности. Он бросал на нее пристальный взгляд, рассматривая с нескрываемой похотью ее тело и одновременно угадывая ее реакцию. По этому первому впечатлению сразу можно было определить, какого рода женщина перед ним, согласится она или откажется. Женщина стояла перед ним, нервничая, жалуясь, плача и умоляя удовлетворить ее просьбу. И если по опыту Сафват понимал, что женщина будет сопротивляться, то возвращал ее документы подчиненным, которые знали, что делать. Но если он чувствовал, что все возможно, то сразу же принимал ее прошение к рассмотрению. А когда женщина начинала рассыпаться в благодарностях и мольбах, он снова обводил взглядом ее прелести и медленно произносил:

— Какая ты красавица! Как же ты терпишь?

Такое неожиданно откровенное обращение было последней проверкой во избежание ошибки. Если женщина улыбалась и смущенно молчала, не выражая при этом неудовольствия, опускала голову, заливалась румянцем или что-то шептала, но голос ее при этом был мелодичен, Сафват окончательно убеждался, что путь ему открыт, и начинал прямо говорить с ней о сексе. Затем он протягивал ей бумажку с адресом своей частной квартиры на улице аль-Шаварби и бормотал деловым тоном:

— Завтра. В пять часов вечера жду вас по этому адресу.

И не бывало такого, чтобы женщина не пришла. На то был ряд причин. Жена заключенного была, в конце концов, женщиной, у нее не могло не быть сексуальных желаний, а без надежды на скорую встречу с мужем она могла не выдержать. Кроме того, в глубине души она должна была испытывать гордость от того, что человек такого ранга, как Сафват Шакир, заинтересовался ею и предпочел ее, бедную женщину, дамам высшего света, которых вокруг него всегда полно. Своим согласием на связь с Сафватом она обеспечивает мужу лучшие условия в тюрьме.

Беспомощность жен заключенных перед Сафватом Шакиром имела и более глубокие корни и объяснялась все той же кривой, которую Сафват рисовал слушателям своего курса. Женщина, сломленная бедностью и горем, которая устала бороться на нескольких фронтах, отчаялась начать заново жить нормальной жизнью, которая многого была лишена, в том числе и мужской ласки, и думала только о том, как прокормить детей, такая женщина похожа на взятого в окружение измученного солдата, уже готового сдаться. Такой женщиной руководит сильное желание пасть. И это падение приносит ей покой, потому что ей больше не надо бороться с собой и мучиться. Теперь она настоящая падшая женщина, и уже незачем сомневаться, раздумывать и сопротивляться.

Сразу же, как только женщина входила в квартиру, Сафват Шакир вел ее в спальню. Каждый раз замечая, что женщина уделила внимание нижнему белью, он понимал, что она ожидала этого и готовилась. Странно, но он никогда не целовал их и спал с ними, не произнося ни слова. Он приступал к физическому наслаждению со страстью, разжигал в них желание до умопомрачения, а в определенный момент, который чувствовал интуитивно, как тореадор решает, когда ему воткнуть шпагу в животное, он вероломно проникал в женское тело, не проявляя ни нежности, ни жалости, истязая ее раз за разом так же, как истязал хлыстом ее мужа. Женщина кричала, словно звала на помощь. В ее криках были и наслаждение, и боль, может, наслаждения было даже больше. Его грубое с ней обращение могло ей нравиться не только потому, что доставляло физическое удовольствие, но и потому что довершало ее падение. Он унижал ее и презирал, и это презрение она ощущала всем телом, потому что она его заслуживала. Теперь она стала шлюхой, не достойной ни нежности, ни уважения, и он спит с ней, как спят с проститутками. Как только они кончали, женщина цеплялась за него. Поцеловать его она не могла, потому что поцелуй подразумевал равенство, но она обнимала его тело, трогала, нюхала, облизывала. Часто женщины склонялись перед ним и в слезах целовали ему руки, в то время как он спокойно лежал, довольный, курил и мыслями был где-то далеко, как божество, великодушно принимающее жертвы своих рабов.