Рокоссовский представился командующему фронтом и познакомился с обстановкой. Она была более чем серьезная. Поступали непроверенные сведения о воздушных десантах и появлении танковых частей противника в районе Ярцево, с некоторыми армиями не было связи.

Темной ночью Рокоссовский выехал в район Ярцево. Маршал напутствовал:

— Подойдут подкрепления — получишь две-три дивизии, а пока подчиняй себе все, что попадется под руку. Я надеюсь, что противодействие на Ярцевском рубеже будет прочным.

В короткое время Рокоссовский собрал большое количество людей. К нему стекались пехотинцы, артиллеристы, связисты, саперы, медицинские работники. В местных колхозах он раздобыл несколько грузовиков. В процессе боев в районе Ярцево началось формирование соединения, которое официально называлось «группой Рокоссовского».

Ярцево уже было захвачено противником, и генерал в спешном порядке организовал оборону по реке Вопь. Здесь под руководством командующего складывался уникальный коллектив руководителей, которые впоследствии были его соратниками почти на протяжении всей войны. В первую очередь это начальник штаба М. С. Малинин, начальник связи П. Я. Максименко, начальник артиллерии В. И. Казаков, начальник бронетанковых войск Г. Н. Орел. Это они под бомбами и артиллерийским огнем приучали необстрелянных бойцов к окопам, учили их обороняться и наступать.

Бои на ярцевском рубеже шли днем и ночью. Группа несла большие потери, но и противник не продвинулся к югу и не смог окружить армии, сражающиеся под Смоленском.

На КП, расположенный в некотором удалении от фронта, зашел Рокоссовский.

— Слушай, Михаил Сергеевич, — обратился он к начальнику штаба полковнику Малинину, — я только что с передовой. Не могу понять, почему наша пехота ведет жиденький огонь по наступающему противнику? В основном мы выезжаем за счет артиллерии. В чем дело, ты можешь мне сказать?

— С ходу ответить на этот вопрос трудно, — произнес Малинин. Он подошел к умывальнику, протер холодной водой глаза, виски.

— Так вот, слушай, мой друг. Я добрался до ячейки и сменил сидящего там солдата. Сидя в ней, я сознавал, что слева и справа находятся такие же бойцы, как и я. Но понимаешь, какая штука?

— Стоило ли вам так рисковать?

— Стоило, Миша, — Рокоссовский закурил папиросу. — Как ты знаешь, я старый солдат, был не в одной передряге. Сознаюсь откровенно, я чувствовал себя в этом гнезде, как трусливый заяц в своей норе. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или они уже давно их покинули.

— Ну, если ощущение тревоги не покидало вас, то легко можно представить себе, как трепещет солдат, впервые попавший в бой, — сказал Малинин, вытирая полотенцем свое круглое лицо. — Но наши уставы учат строить оборону по ячеечной системе. Мол, пехота будет нести меньшие потери от огня противника.

— Я пришел к выводу: человек всегда остается человеком и в минуты опасности ему хочется чувствовать локоть друга. Не зря же говорят: на миру и смерть красна. И командир отделения обязательно должен видеть подчиненных: кого похвалить, кому дать совет, а кого и подбодрить.

— Давайте от ячеек переходить к траншеям. Я «за».

— Посоветуйся еще со своими штабистами и давай распоряжение.

— Командующего фронтом ставить в известность?

— Обязательно.

Командующий фронтом Тимошенко одобрил инициативу, и обороняющиеся начали рыть траншеи на всех фронтах.

2

В тяжелые дни конца июля и начала августа действия группы Рокоссовского, успешно освоившей активную оборону, становятся популярными. О ней заговорили центральные и фронтовые газеты. Ее боевые успехи поддерживали веру, подорванную неудачей в первые месяцы войны.

Бри приняли затяжной характер. К концу июля положение войск группы значительно упрочилось, и у Рокоссовского родилась смелая идея. Он более суток лазил по переднему краю, изучал обстановку, советовался на передовой с командирами, а затем собрал короткое совещание командования.

— Противнику не удалось сомкнуть кольцо окружения вокруг наших армий в районе Смоленска, — говорил он. — Он хочет обеспечить себе условия для овладения автострадой, идущей к Москве. Наша активность, вероятно, озадачила немецкое командование. Оно нас «признало», и с нами считаются. Фашисты увидели, что наши части не только обороняются, но и наступают. Все это создало у них преувеличенное представление о наших возможностях. Думаю, мы должны этим воспользоваться.

— Каким образом? — спросил начальник артиллерии Казаков.

— Я предлагаю атаковать Ярцево, — сказал Рокоссовский, взглянув на Малинина. — В случае успеха, а я в этом уверен, мы поднимем боевой дух наших войск, и не только наших, но и соседей.

— Противник вряд ли сможет предположить, что после тяжелого оборонительного боя мы способны еще и наступать, — сказал Малинин. — Время выбрано удачно.

В результате тщательной подготовки силами трех дивизий был нанесен внезапный удар и части овладели Ярцевом.

Наступил август. Он принес печальное известие — Смоленск сдали. Маршал Тимошенко в этой ситуации принял единственно верное решение — отдал приказ об отступлении.

Немецкое командование, нанося мощные удары войсками группы «Центр», было уверено, что операция закончилась удачно и войска Западного фронта окружены. Но противник просчитался. Он встретил на московском стратегическом направлении не пустоту, как предполагал, а вновь созданную оборону. Для ее преодоления потребовалось немалое количество войск и времени. А это в планы гитлеровцев не входило.

3

На «ЗИС-101» Рокоссовский подъехал к КП под утро. Днем он обычно ездил на «козле». Это было вызвано тем, что фашистские летчики гонялись за командирскими машинами, не жалея времени, пуль и бомб. Он передал дежурным, чтобы не будили начальника штаба, который часто от усталости валился с ног, поставил машину возле мотоцикла Малинина и сам решил передохнуть.

В лесу было спокойно. В бездонном небе сверкали звезды. Где-то далеко громыхали глухие взрывы: не то бомбежка, не то громовые раскаты.

Сердце Рокоссовского сжималось от тоски. Сегодня из Москвы вернулся знакомый полковник, обещавший разыскать его семью, но ничего утешительного не привез. Ему удалось выяснить, что семьи руководства корпуса добрались до Киева, а дальше все спасались, кто как мог. Где теперь искать жену и дочь? И живы ли они?

Под тяжестью печальных мыслей о семье и нелегких забот нового дня, он опустил сиденье и крепко уснул. За эти годы он выработал привычку отключаться на три-четыре часа от всех забот и волнений, и это спасало его от переутомления, помогало постоянно находиться в рабочей форме.

Когда забрезжил рассвет, к машине подошел Малинин и легонько постучал по ветровому стеклу.

— Константин Константиныч!

— Да, — отозвался генерал, надевая фуражку.