Отец сказал правду, — тихо прошептала она.

Ой, дура... Это был наш приговор! Я повернула голову и увидела, что права. Глаза судьи загорелись нехорошим блеском. Ему ведь именно этого не хватало! Сейчас мужик не выглядел, как представитель закона. Он больше всего походил на чёртова фанатика, в глазах которого уже полыхало пламя наших костров.

— Вы виновны! — провозгласил судья победоносно.

Нас тут же подхватили под руки, вывели из здания и потащили по задворкам и вонючим закоулкам на площадь. Там вокруг небольшого помоста со столбом в центре уже услужливо навалили хворост. То есть костерок подготовили заранее, видимо, не сомневаясь, какой именно нам вынесут приговор.

Я оглядела собравшуюся толпу. В стороне вместе с волитами стояли Зана и Гуер. Последний отвёл взгляд, как только нас вывели в центр. Почему мать не пригласили свидетелем? Догадка тут же прорезала мысли: она, в отличие от сволочи-отца, не хотела клеветать на дочь. В глазах Заны читалось отчаяние, слёзы непрерывно стекали по щекам.

В следующий момент уже не осталось времени о чём-то размышлять, потому что нас грубыми тычками заставили подняться на помост.

Меня действительно собирались сжечь на костре! Как ведьму! А я, дура, не верила. Думала, сказки всё это. Ведь не могут нормальные люди сжигать кого-то на костре.

Оказалось, могут. Да ещё и с каким азартом! А я не ведьма даже...

Круглыми от неверия глазами я смотрела на разворачивающийся абсурд, в котором оказалась одной из главных действующих лиц.

Меня и Виолку привязали к деревянному столбу. Грубые верёвки больно врезались в кожу, но сейчас это было меньшим из всех зол.

Вперёд выступил один из фанатиков — иначе я теперь не могла назвать этих людей. Судя по тому, как манерно он повернулся к толпе, и уверенно начал толкать речь собравшимся поглазеть на сожжение, этот волит был главным. Его помощники в это время закинули последние снопы сена и хвороста к нам под ноги, словно вокруг им веток не хватало. Они больно кололи голые лодыжки и ступни.

Один из фанатиков, щуплый с круглыми не то от страха, не то от предвкушения глазами, наклонился вперёд и направил факел в гущу сена.

Я глубоко вдохнула. Холодный воздух хорошо отрезвлял голову. Я решила, что так просто спалить нас не получится.

Мир заискрился золотыми нитями-лентами. Я придумывала на ходу, махнув рукой на осторожность и возможные последствия. Хуже уже вряд ли будет, если тут и так палёным попахивает.

Я активно перебирала свободную энергию вокруг пламени и сена, по возможности убавляя её. Так как основным доступным «резервуаром» была я, то почти вся энергия лилась внутрь меня. Я забирала свободную энергию из мира, чтобы она не просачивалась в замкнутые системы и не превращалась в энергию пламени. Сопротивление было неимоверным, но и я сейчас была настроена как никогда.

Я вынырнула в материальный мир. Огонь не занимался.

Щуплый ещё тыкал факелом, который уже почти потух.

В непонимании он обернулся к своим товарищам. Те стояли позади главного, который толкал речь перед ропщущей толпой. Они нахмурили брови, ведь люди ждали зрелища, а оно запаздывало. Один из них, который вёз меня из Брара, выхватил факел из рук щуплого с презрительной миной и уверенно ткнул им в сено.

Я старательно разгребала энергию вторым заходом. Так остервенело я с нитями ещё не обращалась.

У фанатиков ничего не выходило.

Рядом начала подвывать Виолка.

— Да не вопи ты так! — не сдержалась я, всё ещё немного злясь на неё.

Сосредоточиться и так было тяжело, а тут ещё эти звуки умирающего вепря.

Мой голос потонул в гомоне толпы и в эпических речах главного фанатика. Но Виолка стояла рядом и расслышала. Она перестала подвывать, перейдя на еле различимое всхлипывание.

А фанатики уже не на шутку обеспокоились не разгоравшимся сеном. И почему-то стали подозрительно коситься на меня. В общем-то, не промахнулись. Но им об этом знать не обязательно.

— Сено, наверное, сырое. Погода-то к кострам и пикникам не располагает, — я и сама постаралась выглядеть растерянно.

Но отвлечение от энергетического уровня не прошло без последствий: пламя таки занялось на части сена.

У меня выступила испарина на лбу, несмотря на то что воздух, мягко говоря, не отличался теплом. От холода и тугих верёвок я уже не чувствовала рук. Ноги тоже замёрзли.

Меня начала бить мелкая дрожь. Сил почти не осталось, а чтобы погасить разгорающееся пламя, их требовалось всё больше. Нити всё меньше поддавались моему напору. Я поняла, что проигрываю. Большего не смогу.

— Тьма не победит истинный свет! — торжественно заголосил главный, увидев, что пламя наконец занялось.

Изо рта Виолки снова послышались звуки раненого вепря. И я не могла её винить.

Я пыталась придумать что-то, что помогло бы развязать верёвки или расслабить узел, но это было для меня непосильно. Закрытые системы не позволяли даже увидеть энергию внутри, не то, чтобы коснуться. Я оказалась бесполезна. Как мне и предрекали в университете...

Когда я уже готова была признать поражение, послышался крик:

— Вор! Он крадёт лошадь главного волита!

Только ошалелый мог совершить подобный безрассудный, даже самоубийственный поступок.

Я подняла взгляд и проследила за тем, куда смотрели все. И увидела его. Кто-то в тёмном плаще с глубоким капюшоном ловко вскочил на лошадь. Всегда завидовала тем, на ком капюшон держался в любой ситуации, словно гвоздями прибитый.

Вор выбрал не абы какую лошадь, а главного волита! Сбруя чёрного скакуна была чисто белая в честь истинного света.

Но вместо того, чтобы текать отсюда, всадник направил коня по кругу. Животное явно не ожидало такого, ерепенилось и ошарашено било копытами. Те, кто стоял в первых рядах вокруг помоста, начали резко отскакивать назад, натыкаясь на стоящих сзади.

Мои брови взметнулись.

От такой наглости даже фанатики потеряли дар речи, не понимая, какого творит этот ошалелый. Я тоже не понимала, пока он не обогнул столб, к которому мы были привязаны, и не почувствовала удар по дереву где-то рядом с руками. Запястья больше ничего не стягивало.

Не теряя времени, я сбросила верёвки, повернулась и не без усилий выдернула небольшой топорик, которым она была перерублена.

— Быстрее! Бегом! — прикрикнула я на Виолку, которая круглыми от неверия глазами смотрела на освобожденные руки.

Мы спрыгнули вниз, где царила сумятица. Теперь нас от четырёх волитов отделял помост и взбудораженные люди. Спешно двигаться вперёд не просто никто не мешал — все расступались перед нами.

Ближе к краю