Еще одна трудность заключается в том, что «инстинкт» смерти не вписывается в общую фрейдовскую концепцию инстинктов. Во-первых, он не обладает, как это имеет место в ранней теории Фрейда, специфической телесной зоной, из которой происходит; скорее это – биологическая сила, присущая всей живой материи. Это убедительно показал Отто Феникел: «Диссимуляция на клеточном уровне – иначе говоря, объективная деструкция – не может быть источником инстинкта разрушения в том же смысле, в каком химическая сенсибилизация органа путем стимуляции эрогенных зон порождает сексуальный инстинкт. Согласно определению, инстинкт направлен на устранение тех соматических изменений, которые мы рассматриваем как источник инстинкта; однако инстинкт смерти не имеет целью устранение диссимуляции. По этой причине мне не кажется возможным рассматривать «инстинкт смерти» как один из видов инстинктов наряду с другими видами» [3; 60f].

Феникел указывает здесь на одну из тех теоретических трудностей, которые создал для себя Фрейд, хотя, можно сказать, подавил осознание этого. Эта трудность тем более серьезна потому, что Фрейд, как я покажу ниже, должен был прийти к выводу, что в отношении Эроса также не выполняются условия теории инстинктов. Действительно, не будь у Фрейда сильной личной мотивации, он не использовал бы термин «инстинкт» в смысле, совершенно отличающемся от исходного, не указав на это. Эта трудность ощущается даже в терминологии. Слово «Эрос» не может употребляться вместе со словом «инстинкт», и Фрейд вполне логично никогда не говорил об «инстинкте Эроса». Однако он преодолел трудность, говоря об «инстинкте жизни» попеременно с «Эросом».

На самом деле инстинкт смерти ничем не связан с ранней теорией Фрейда, за исключением общей аксиомы об ослаблении влечения. Как мы видели, в более ранней теории агрессия рассматривалась или как составляющая побуждения прегенитальной сексуальности, или как Эго-побуждение, направленное против внешних стимулов. Теория инстинкта смерти не устанавливает связей с прежними источниками агрессии, если не считать того, что инстинкт смерти в смеси с сексуальностью теперь используется для объяснения садизма [26; 104f].

Суммируя, можно сказать, что концепция инстинкта смерти определялась двумя главными требованиями: во-первых, потребностью удовлетворить новому убеждению Фрейда в силе человеческой агрессии и, во-вторых, необходимостью сохранить приверженность дуалистическому взгляду на инстинкты. После того как Эго-инстинкты также стали рассматриваться как либидозные, Фрейд должен был найти новую дихотомию, и наиболее подходящей оказалась дихотомия между Эросом и инстинктом смерти. Однако, будучи удобной с точки зрения немедленного разрешения проблемы, она совершенно не годилась с точки зрения развития всей фрейдовской теории, связанной с инстинктами мотивации. Инстинкт смерти сделался всеобъемлющей концепцией, и попытки с его помощью разрешить непреодолимые противоречия были обречены на неудачу. Фрейд, возможно, из-за возраста и болезни, не рассматривал проблему всерьез и только залатал прорехи. Большинство тех психоаналитиков, которые не приняли фрейдовской концепции Эроса и инстинкта смерти, нашли легкое решение: они преобразовали инстинкт смерти в «разрушительный инстинкт», противопоставленный прежнему сексуальному инстинкту. Таким образом они объединили свою лояльность Фрейду с собственной неспособностью выйти за пределы старомодной теории инстинктов. Даже учитывая все недостатки новой теории, она представляла собой существенное достижение: указывала на основополагающий конфликт человеческого существования – выбор между жизнью и смертью, – и заменяла прежнюю физиологическую концепцию влечений более глубоким биологическим подходом. Фрейд не сумел найти выхода и был вынужден оставить свою теорию инстинктов незавершенной. Дальнейшее развитие его теории нуждается в признании проблемы и в преодолении трудностей в надежде найти новые решения.

Обсуждая теорию инстинкта жизни и Эроса, мы обнаруживаем, что тут теоретические трудности, пожалуй, еще более велики, чем связанные с концепцией инстинкта смерти. Причины для этого очевидны. В теории либидо возбуждение было следствием химически вызванной сенсибилизации через стимуляцию различных эрогенных зон. В случае инстинкта жизни мы имеем дело с тенденцией, общей для всей живой материи, для которой нет специфического физиологического источника или специализированного органа. Как могли бы прежний сексуальный инстинкт и новый инстинкт жизни – или сексуальность и Эрос – оказаться одним и тем же?

Тем не менее, хотя Фрейд в «Новых вводных лекциях» писал, что новая теория «заменила» теорию либидо, в тех же лекциях и в других работах он подтверждал, что сексуальные инстинкты и Эрос идентичны. Он писал: «Наша гипотеза заключается в том, что существуют два принципиально различных класса инстинктов: понимаемые в широчайшем смысле сексуальные инстинкты – или Эрос, если вы предпочитаете это название, – и инстинкты агрессивные, цель которых – разрушение» [26; 103], а в «Очерках истории психоанализа» – «Обо всей наличной энергии Эроса… мы впредь будем говорить как о либидо» [29; 150]. Временами Фрейд отождествляет Эрос с сексуальным инстинктом, а также с инстинктом самосохранения [20], что только логично после ревизии исходной теории и признания обоих изначальных противников – инстинкта самосохранение и сексуального инстинкта – имеющими либидозную природу. Однако хотя Фрейд иногда приравнивает Эрос и либидо друг к другу, несколько иной взгляд он высказывает в последней работе, «Очерках истории психоанализа». Здесь он пишет: «Бо́льшая часть того, что нам известно об Эросе – другими словами, о его представителе, либидо, – была получена в результате изучения сексуальной функции, которая, по преобладающему мнению, если и не в соответствии с нашей теорией, совпадает с Эросом» [29; 151. – Курсив мой. – Э.Ф.]. Согласно этому утверждению и в противоположность процитированному выше Эрос и сексуальность не совпадают. По-видимому, здесь Фрейд имел в виду, что Эрос является «первичным инстинктом» (помимо инстинкта смерти), одним из представителей которого служит сексуальный инстинкт. На самом деле Фрейд возвращается к взгляду, уже высказанному в «За пределами принципа удовольствия», где в примечании сказано, что сексуальный инстинкт «трансформировался для нас в Эрос, который стремится собрать и удержать вместе все части живой материи. То, что обычно называют сексуальными инстинктами, нами рассматривается как часть Эроса, направленная на внешние объекты» [18; 61].

Фрейд однажды даже сделал попытку указать на то, что его исходная концепция сексуальности «была совершенно не идентична представлению об импульсе, направленном на союз двух полов или вызывающем приятное ощущение в гениталиях; она скорее походила на всеохватывающий и всесохраняющий Эрос из «Пира» Платона» [22; 218]. Справедливость первой части этого утверждения очевидна. Фрейд всегда считал сексуальность чем-то более широким, чем сексуальность генитальная. Однако трудно понять, на каком основании он утверждает, что его прежняя концепция сексуальности напоминает платоновский Эрос.

Прежняя теория сексуальности полностью противоположна платоновским взглядам. Согласно Фрейду, либидо принадлежит исключительно мужчине, соответствующего женского либидо не существует. Женщина, в соответствии с чрезвычайно патриархальными предубеждениями Фрейда, не была существом, равным мужчине, – она являла собой изувеченного, кастрированного мужчину. Сама суть платоновского мифа о том, что мужчина и женщина когда-то были единым целым, заключается в равенстве половинок, а их полярность