бы сделать и шагу. Впрочем, она не единожды задавала себе вопрос: и чего ей не молчалось? Сидела бы тише воды ниже травы. Ведь сколько тихоней — из тех, что плывут по течению — добились успеха, поймав нужную волну! Похоже, Хейворд подцепила от д'Агосты привычку высовываться.

— Готовы?

Она кивнула, и Рокер убрал руку с ее плеча.

— Вперед, капитан!

Хейворд в последний раз оглянулась и пошла по тропинке, обегавшей арсенал с северной стороны. Позади остались коллеги — они готовили штурм, и им ничто не угрожало. На ходу капитан достала из кармана бэйдж и прикрепила его к лацкану пиджака.

Через несколько минут она вышла к внешним рядам палаток и, чуть замедлив шаг, пригляделась. Был уже полдень, по лагерю бродили люди, пахло жареным беконом. Стоило капитану подойти ближе, как поселенцы стали обращать на нее внимание. Хейворд дружелюбно кивала, получая в ответ враждебные взгляды. Люди ожесточились; ничего удивительного — они не дураки и понимают: отпугнув двух офицеров, от всей полиции не избавиться. В городке ждали, что нечисть пойдет на штурм, и Хейворд старалась показать, что никакая она не нечисть.

Капитан ощущала, что все взгляды прикованы сейчас к ней. Слышались шепотки: «Сатана… Нечестивая…» Стараясь сохранять доброжелательный вид и легкость походки, Хейворд вспоминала уроки «социальной динамики»: толпа как собака, учует твой страх — укусит, а если побежишь — станет преследовать.

Дорогу капитан помнила и к палатке Бака вышла меньше чем за минуту. Преподобный сидел с книгой за столиком снаружи, полностью погрузившись в чтение. Внезапно перед Хейворд вырос уже знакомый прислужник (Бак называл его Тодд). Собралась и толпа — пока что любопытная, притихшая и настороженная.

— Опять вы?! — удивился Тодд.

— Опять я, — ответила Хейворд. — Пришла поговорить с преподобным.

— Они вернулись! — закричал парень, заступая Хейворд дорогу.

— Никаких «они». Только я.

Толпа загудела, словно ток в проводах. Напряжение возросло.

Преподобный читал, совершенно не обращая на нее внимания. Отсюда было видно название: «Книга мучеников» Джорджа Фокса, издание «Ридерз дайджест».

Тодд уже приблизился к Хейворд вплотную.

— Преподобного беспокоить нельзя!

На Хейворд накатило неприятное чувство. Вдруг Уэнтворт был все-таки прав?

— Я пришла одна, — сказала Хейворд достаточно громко, чтобы Бак ее услышал. — У меня нет приказа на арест. Я хочу поговорить с преподобным как человек с человеком. Что здесь плохого?

— Лукавая! — раздалось из толпы.

Хейворд шагнула вперед, оттирая Тодда плечом.

— Офицер, это нападение! — предупредил Тодд.

— Если преподобный не желает меня видеть, пусть так и скажет. Почему вы принимаете решения за него?

— Преподобный просил не беспокоить.

Тодд отступил на шаг, однако с дороги не отошел. Кто-то закричал:

— Римлянка!

«Да что они заладили про этих римлян?!»

— Преподобный, уделите мне всего пять минут, — позвала Хейворд, посмотрев через плечо Тодда. — Пять минут.

Наконец Бак оторвался от книги, положил ее на стол и с большой неохотой встал. Он взглянул на Хейворд, и когда их глаза встретились, капитана пробрал озноб. Еще вчера она видела в этих глазах неуверенность и даже намек на готовность слушать. Но сегодня во взгляде проповедника не читалось ни малейших эмоций — только спокойствие и абсолютная уверенность в себе. Лишь на короткий миг промелькнуло что-то от человека — слабое подобие недовольства. Хейворд сглотнула.

— Простите, — попыталась она обойти стража.

Бак кивнул помощнику, и тот отошел. Когда преподобный вновь посмотрел на Хейворд, ей показалось, что смотрит он вовсе не на нее, а сквозь нее.

— Преподобный, департамент полиции Нью-Йорка хочет через меня попросить вас и ваших людей об услуге. — «Говорите проще, неформально, не стоит показывать силу, — учили их на курсах переговорщиков. — Пусть объект думает, что решения принимает он».

Но Бак словно не слышал.

В наступившей тишине Хейворд ощущала угрозу. Капитан не оборачиваясь могла сказать, что к палатке подошла большая часть поселенцев.

— Послушайте, преподобный, у нас проблема. Ваши последователи разрушают парк, вытаптывают кусты и траву, а вдобавок используют территорию как общественный туалет. На вас жалуются те, кто живет поблизости. Подумайте об их здоровье, а если нет, так о своем.

Хейворд остановилась. Дошло ли до Бака хоть что-то из сказанного?

— Преподобный, вы согласны помочь?

Капитан подождала, но Бак хранил молчание.

— Прошу, ответьте.

Люди беспокойно переговаривались. Постоянно прибывающие поселенцы окружали палатку со всех сторон, а вместе с ней и саму Хейворд.

— У меня к вам предложение. Честное и прямое.

«Ну же, осел, спроси, что я хочу предложить!» Важно заставить его говорить, задавать вопросы или просто раскрыть рот.

Преподобный упрямо молчал, продолжая смотреть на Хейворд — точнее, сквозь нее. Боже, она в чем-то ошиблась. Или же что-то изменилось с последней их встречи. Хейворд видела перед собой другого человека.

Впервые Хейворд ясно почувствовала близость провала.

— Вы меня выслушаете?

Ответа не было.

— Позаботьтесь о своем здоровье, распустите на день последователей. Только на один день! Пусть ваши люди помоются и по-человечески поедят. В благодарность мы позволим провести демонстрацию — собраться, не нарушая закона и с благословения властей, а не так — нанося ущерб парку и раздражая жильцов. Я слышала вашу речь; теперь у вас есть шанс сделать все законно и заслужить уважение. Воспользуйтесь им!

Она замолчала. «Не говори слишком много. Пусть он переварит услышанное».

Люди замерли в ожидании ответа своего пастыря. Теперь все зависело от Бака.

Наконец он моргнул и поднял руку — медленно, словно робот. В напряженной тишине — а было так тихо, что Хейворд слышала, как щебечут птицы — Бак обошел столик и указал на капитана.

— Центурион, — только и произнес преподобный.

И этими словами будто открыл газовый вентиль.

— Центурион! — разразилась толпа. — Наемник Рима!

Кольцо вокруг палатки стало сужаться, и Хейворд вдруг испугалась по-настоящему. План не сработал. Неужели таков и был неизбежный финал?! В толпе пробудился опасный инстинкт, и Хейворд стало не до карьеры.

— Преподобный, — позвала она, — если вы отвечаете «нет»…

Но Бак отвернулся и — к полному смятению Хейворд — ушел к себе в палатку. А пустоту на том месте, где он стоял, быстро заполнили поселенцы.

Бак оставил Хейворд на милость толпы.

«Пора выметаться отсюда».

— Ладно, народ, — обернулась Хейворд к людям, — я понимаю, когда мне говорят «нет»…

— Иуда, молчи!

Толпа вооружилась палками, а Хейворд изумленно отметила, как быстро способны рассвирепеть люди. Она проиграла, проиграла с позором. Теперь карьере конец, Хейворд даже не сомневалась. Сомневалась она в том, сможет ли вообще унести руки-ноги из лагеря.

— Я ухожу, — заявила она громко и твердо. — Ухожу и надеюсь, мне дадут сделать это спокойно. Я — представитель закона.

Она пошла на