С этим напрямую связан эффект свидетеля. Его исследования начались в ответ на дело Китти Дженовезе 1964 года. В течение получаса Дженовезе убивали у дверей ее дома в Нью-Йорке. Пресса широко осветила это убийство, утверждая, что нашлось около 38 свидетелей, которые слышали или видели нападение, но не вмешались, чтобы помочь женщине или вызвать полицию. Это подвигло ученых на поиск объяснения такому поведению, названному «синдром Дженовезе» или «эффект свидетеля»[275]. The New York Times, газету, сообщившую об этой истории, позднее обвинили в том, что репортеры сильно преувеличили число свидетелей[276]. Тем не менее этот случай спровоцировал любопытный вопрос: почему «хорошие» люди порой ничего не делают, чтобы пресечь злые поступки?

В первой исследовательской работе на эту тему социальные психологи Джон Дарли и Бибб Латане писали: «Проповедники, профессора и комментаторы новостей искали причины такого очевидно бессовестного и бесчеловечного невмешательства. Они заключали, что это либо “нравственное разложение”, “дегуманизация, спровоцированная городской средой”, либо “отчуждение”, “аномия” или “экзистенциальное отчаяние”»[277]. Но Дарли и Латане не согласились с этими объяснениями и утверждали, что «задействованы не апатия и безразличие, а другие факторы».

Если бы вы приняли участие в этом знаменитом эксперименте, вы бы пережили следующее. Ничего не зная о сути исследования, вы приходите в длинный коридор с открытыми дверями, ведущими в маленькие комнаты. Вас приветствует лаборант и ведет в одно из помещений, сажает за стол. Вам дают наушники и микрофон и просят выслушать инструкции.

Надев наушники, вы слышите голос экспериментатора, он объясняет вам, что ему интересно узнать о личных проблемах, с которыми сталкиваются студенты университета. Он говорит, что наушники нужны для сохранения анонимности, так как вы будете общаться с другими студентами. Исследователь изучит записи ответов позже и поэтому не будет слышать, как участники по очереди рассказывают о себе. Каждый получит доступ к микрофону на две минуты, и в это время другие не смогут говорить.

Вы слышите, как другие участники делятся историями, как они привыкали к Нью-Йорку. Вы делитесь своей. И вот вновь наступает черед первого участника. Он произносит несколько предложений, а затем начинает говорить громко и несвязно. Вы слышите:

Я. эм. кажется мне-е нужно. кто-нибудь... э-э-э. помогите э. мне пожалуйста, у м-м-меня. серьезная. проб-б-блема, кто-нибудь, оч-ч-чень прошу. п-п-потому что .а. у м-м-меня су. я что-то вижу и-и-и-и. мне очень н-н-нужна помощь, пожалуйста, п-п-п-омогите, кто-н-н-нибудь, помогите у-у-у-у-у. [задыхается]. я у-у-у-умираю, с-у-у-удороги [задыхается, тишина].

Так как это его очередь говорить, вы не можете спросить других, сделали ли они что-то. Вы сами по себе. И, хотя вы этого не знаете, время ваших раздумий подсчитывается. Вопрос в том, сколько времени вам потребуется, чтобы покинуть комнату и позвать на помощь. Из тех, кто думал, что в эксперименте участвуют только двое (он сам и тот человек с судорогами), 85% отправились за помощью до конца припадка, в среднем это заняло 52 секунды. Среди тех, кто был уверен, что участников трое, 62% помогли до конца приступа, на это ушло в среднем 93 секунды. Из тех, кто считал, что запись слышали шестеро, 31% помогли прежде, чем стало слишком поздно, и на это ушло в среднем 166 секунд.

Итак, ситуация крайне реалистичная. (Можете представить, как ученым пришлось уговаривать этический комитет?) Специалисты пишут: «Все участники, вмешивались они или нет, верили, что приступ был настоящим и серьезным». И все же некоторые не стали сообщать о нем. И дело вовсе не в апатии. «Напротив, они казались более эмоционально возбужденными, чем те, кто доложил об экстренной ситуации». Исследователи утверждают, что бездействие проистекало из некоего паралича воли, люди застопорились между двумя плохими вариантами: потенциально переусердствовать и испортить эксперимент или чувствовать себя виноватым за отсутствие реакции.

Несколько лет спустя, в 1970 году Латане и Дарли предложили пятиступенчатую психологическую модель для объяснения этого феномена[278]. Они утверждали: чтобы вмешаться, свидетель должен 1) заметить критическую ситуацию; 2) поверить, что эта ситуация является экстренной; 3) обладать чувством личной ответственности; 4) верить, что у него есть навыки, чтобы справиться с ситуацией; 5) принять решение о помощи.

То есть останавливает не безразличие. Это комбинация трех психологических процессов. Первый — диффузия ответственности, когда мы думаем, что любой в группе может помочь, так почему это должны быть мы. Второй — боязнь оценки, то есть страх осуждения, когда мы действуем публично, страх оконфузиться (особенно в Британии!). Третий — плюралистическое невежество, тенденция полагаться на реакции других при оценке

серьезности ситуации: если никто не помогает, возможно, помощь и не нужна. И чем больше свидетелей, тем обычно мы менее склонны помогать человеку.

В 2011 году Питер Фишер и коллеги провели обзор исследований в этой области за последние 50 лет, включавших данные о реакциях 7700 участников модифицированных версий оригинального эксперимента — кто-то проходил его в лабораториях, а кто-то — в реальной жизни[279]. Пятьдесят лет спустя на нас все еще влияет количество свидетелей. Чем больше людей возле места преступления, тем вероятнее, что мы проигнорируем жертв.

Но исследователи также обнаружили, что в случаях физической угрозы, когда преступник еще на месте, люди более склонны помогать, даже если свидетелей много. Соответственно, ученые пишут: «Хотя настоящий метаанализ показывает, что присутствие свидетелей снижает желание помочь, ситуация не столь мрачная, как принято считать. Эффект свидетеля слабее выражен в экстренных случаях, что дает надежду на получение помощи, когда она действительно нужна, даже если на месте присутствует более одного наблюдателя».