не могли бы вы выделить дополнительное топливо?

   - Не знаю, - осторожно ответил коммандер. - А вам зачем?

   - Хочу поднять этих щенков в небо и устроить им полноценный тренировочный воздушный бой против себя. Как только они поймут, что я могу сбить их, когда пожелаю, то поймут, что ещё пока не знают того, что должны знать.

   - Было бы неплохо, - согласился Футида. - Ничего обещать не буду. Сами знаете, какая у нас ситуация с топливом. Но я попробую.

   - Мы не сможем сражаться с американцами, если нам не хватает горючего, чтобы тренировать своих пилотов.

   - Да, я понимаю. Но мы не сможем с ними сражаться, если у нас не будет топлива, чтобы поднять против них свои самолёты. Чем больше мы расходуем до боя, тем меньше остаётся на сам бой.

   - Так не воюют, - бросил Синдо.

   Оспаривать его слова Футида не стал. Впрочем, он с ними и не согласился.

   Офицерская подготовка Джима Петерсона не подразумевала изучение разницы между сухим авитаминозом и влажным. Почему-то инструкторы в Аннаполисе не стали вносить эти важные знания в учебные планы. Это всё от того, что они даже не подозревали, насколько важной частью службы пилота палубной авиации станет медленная смерть от голода.

   "Это всё потому, что они там все - малограмотные козлы", - думал Петерсон, лёжа в хлипком бамбуковом шалаше в долине Калихи. Шёл дождь. Как всегда. Насколько Петерсон уже успел убедиться, в долине всегда шёл дождь. Крыша протекала. Поскольку япошки не позволили пленным накрыть крышу чем-то иным, помимо листьев и постоянно торопили, крыша получилась так себе.

   Оглядываясь по сторонам, Петерсон легко отличал сухой авитаминоз, он же, бери-бери, от влажного. Те, у кого был влажный, страдали от задержки жидкости. Эти люди превратились в гротескную карикатуру на здорового человека. Но, несмотря на опухлость, они тоже страдали от голода.

   Пленные, страдавшие сухим бери-бери, напротив, выглядели тощими. "Как я" - думал Петерсон сквозь пелену истощения. Ноги и руки кололо раскалёнными булавками.

   Самое ужасное, что могло быть и хуже. Ему повезло не подхватить холеру, эпидемия которой пронеслась по лагерю несколько недель назад. Он самолично похоронил несколько потемневших, усохших товарищей, из тех, кто всё-таки заразился. Разумеется, сразу после работ по прокладке туннеля. Холера убивала с ужасающей скоростью. Можно было с утра выглядеть вполне нормально - для военнопленного, по крайней мере - а к обеду уже загнуться.

   Положительный момент в том, что холера косила и япошек. Вместе с пленными умерло и несколько охранников. А бери-бери, наоборот, их совершенно не волновал. Да и с чего бы? Япошки отлично питались, причём, питались правильно, а не только лишь жалкими порциями варёного риса.

   Петерсон огляделся, надеясь обнаружить геккона. Пленные постоянно пожирали мелких ящериц, если тех удавалось поймать. Иногда их даже поджаривали, разведя крошечный костерок. Но, в основном, никто о таких мелочах не заботился. В той физической форме, в которой находились они, сырое мясо ничем не отличалось от любой другой еды.

   - Знаешь, что? - заговорил сидевший рядом Горди Брэддон. Парень из Теннеси был таким же тощим, как и Петерсон, его колени выглядели толще бёдер. На голени виднелся мерзкий на вид гнойник. Очень скоро офицеру-медику придётся его отрезать во избежание распространения гангрены. Багрово-красный шрам на ноге Петерсона, говорил о том, что тот подобную операцию уже пережил. Эфир? Хлороформ? У япошек всё это имелось. Когда медик попросил у них немного, они только рассмеялись. Ему повезло, что япошки расщедрились на йод, да и всё.

   - Чего? - спустя паузу ответил Петерсон. Помимо ослабления тела, бери-бери высасывал волю. Порой даже разговаривать было тяжело.

   - За каждые полметра проложенного туннеля мы теряем одного человека, - сказал Брэддон.

   Петерсон задумался над его словами. На это тоже потребовалось время. Иначе и не получалось - мозги работали с огромным трудом, как бы он ни старался.

   - Одного? - переспросил он после продолжительных подсчётов. - Мы должны терять десять человек за каждые полметра.

   Настала очередь его товарища по несчастью обдумывать слова Петерсона.

   - Я бы не удивился, - наконец, произнес он. - Грёбаный Уолтер Лондон.

   - Ага.

   Даже в нынешнем отчаянном состоянии, Петерсону не потребовалось много времени, чтобы согласиться с этой мыслью. Он усмехнулся смехом висельника.

   - Знаешь, как япошки говорят: "П'енная всегда достатосна".

   Глядя на то, как сокращались ряды военнопленных в лагере долины Калихи, Петерсон гадал, насколько их ещё хватит. Это место специально было создано для их уничтожения. За последние несколько дней уже немало парней сложили головы на прокладке этого туннеля. Те, кому удалось выжить, пока держались, хотя, Петерсон не стал бы считать, что им так уж повезло.

   - Я лишь хочу дожить до того дня, как мы вернём этот сраный остров обратно, - сказал Брэддон. - Полагаю, эти сукины дети мне кое-что задолжали.

   - Ага, мне тоже только этого и надо, - согласился Петерсон. - Иногда мне кажется, что только мысль вернуть должок меня и удерживает на этом свете.

   Он гадал, когда американцы уже смогут вернуть Гавайи обратно. Находясь в лагере военнопленных в Опане, в обычной трудовой бригаде, у него остались кое-какие связи с внешним миром. В основном, конечно, это была японская пропаганда, но не только. У некоторых парней сохранились нелегальные радиостанции, поэтому удавалось получать новости и с другой стороны.

   Но, только не в долине Калихи. Здесь япошки не заморачивались с распространением пропаганды, потому что не считали, что те, кто здесь трудился, когда-нибудь отсюда выберутся. Если у кого-то из местных пленных и имелось радио, новости до Петерсона не доходили.

   Он начал укладываться ко сну. Внезапный шелест в кустах заставил его замереть. Яростное рычание вынудило вскочить на ноги. Брэддон тоже подпрыгнул. Как и несколько человек, находившихся в намного худшей форме, чем они, и забывшиеся глубоким сном.

   Рычание означало, что где-то поблизости дикий кабан. Если удастся его изловить и убить, то у них будет еда. Мысль о куске кабанятины ударила по голове Джима Петерсона сильнее, чем бамбуковая палка надсмотрщика.