– Устроили беспредел, сволочи, – возмущается он и смотрит на пустой стол перед Купером. – Что, есть не будешь?

– Не голоден, – отвечает тот коротко.

– Ну, что-то надо есть! – Луис хватает последний нетронутый съедобный предмет со своего подноса и протягивает его Куперу. – Давай, возьми банан.

Мы замираем на секунду, потом одновременно взрываемся смехом. Купер смеется вместе с нами. Затем кладет подбородок на руку, другой рукой массирует висок.

– Я пас, – говорит он.

Никогда не видела Луиса таким багровым.

– Ну почему сегодня на десерт не могли быть яблоки? – бурчит он, и Купер устало ему улыбается.

Вот в таких случаях и выясняется, кто твои истинные друзья. У меня их не нашлось, но я рада, что у Купера они есть.

Четверг, 25 октября, 00.20

Я загоняю мотоцикл в тупик в конце Бэйвью-Эстейтс и глушу мотор, потом минуту стою, прислушиваясь и присматриваясь, нет ли кого поблизости. Все тихо, и я слезаю с седла и подаю руку Бронвин, помогая спуститься.

Этот район – незаконченная стройка, здесь нет фонарей, и мы с Бронвин идем к дому номер пять в темноте. Подойдя, я дергаю входную дверь, но она заперта. Мы обходим дом сзади, я проверяю все окна, пока не нахожу одно, которое поддается. Оно достаточно низко над землей, и я легко в него залезаю.

– Иди к фасаду, я тебя впущу, – шепчу я.

– Я думаю, что тоже так смогу, – отвечает Бронвин, готовясь подтянуться.

Но у нее не хватает силы в руках, и я наклоняюсь, чтобы ей помочь. Окно для двоих слишком узкое, и когда я отступаю, чтобы пропустить ее, она кое-как перелезает через подоконник и падает на пол.

– Грациозно, – отмечаю я, когда Бронвин встает и отряхивает джинсы.

– Заткнись, – бурчит она, оглядываясь. – Не надо открыть дверь для Эдди и Купера?

Мы в пустом недостроенном доме, на улице полночь. Мы прибыли на собрание Четверки из Бэйвью. Все как в плохом шпионском фильме, но мы не можем собраться, не привлекая слишком много внимания. Даже мои пофигисты-соседи вдруг заинтересовались моими делами, поскольку люди Мигеля Пауэрса продолжают ездить по нашей улице. Да и Бронвин все еще находится под домашним арестом.

– Ага, – говорю я, и мы на ощупь идем через недостроенную кухню в гостиную с большим эркером. В дверь ярко светит луна, я открываю засов. – Какое ты им назвала время?

– Ноль тридцать, – отвечает она, нажав кнопку эппл-вотч.

– А сейчас сколько?

– Ноль двадцать пять.

– Отлично, у нас пять минут.

Я прислоняю ее к стенке, глажу по щеке и притягиваю к себе, губы к губам. Она прижимается ко мне и обвивает мою шею руками, открывая рот с легким вздохом. Мои руки опускаются на ее бедра, находят полоску голой кожи ниже края рубашки. Бронвин под всей этой консервативной одеждой скрывает невероятной красоты тело, хотя мне еще мало что удалось увидеть.

– Нейт, – шепчет она через несколько минут с тем еле слышным придыханием, которое сводит меня с ума. – Ты хотел мне рассказать, как там у тебя с мамой.

Ага, наверное, хотел. Я сегодня днем опять с ней виделся, и было… нормально было. Она появилась вовремя и трезвая. Продолжала задавать вопросы и дала мне денег на оплату счетов. Но я все время прикидывал, сколько еще она так продержится. Все ставки пока что на две недели.

Но я не успеваю ответить, как скрипит дверь, и мы уже не одни. Внутрь проскальзывает миниатюрная тень и закрывает за собой дверь. Луна светит достаточно ярко, чтобы Эдди была ясно видна, даже с неожиданной темной прядью в волосах.

– Отлично, я не первая, – шепчет она, упираясь руками в бока и сердито глядя на нас с Бронвин. – А вы тут целуетесь? Правда?

– Ты покрасила волосы? – спрашивает в ответ Бронвин, отрываясь от меня. – А что за цвет? – Она протягивает руку и щупает пряди. – Лиловый? Хорошо вышло. А зачем?

– Не получается соблюдать все правила ухода за короткими волосами, – вздыхает Эдди, опуская шлем на пол. – А если добавить цвет, то еще как-то терпимо. – Она наклоняет голову набок и смотрит на меня. – Кстати, если тебе не нравится, то я в комментариях не нуждаюсь.

Я поднимаю руки.

– Эдди, ни слова говорить не собирался.

– И когда же это ты выучил, как меня зовут? – невозмутимо спрашивает она.

Я усмехаюсь в ответ:

– Что-то ты научилась огрызаться, лишившись волос. И бойфренда.

Она закатывает глаза.

– Так, где мы сядем? В гостиной?

– Ага, но в дальнем углу. Подальше от окна, – говорит Бронвин, проходя между кучами стройматериалов и садясь по-турецки перед каменным камином.

Я растягиваюсь на полу рядом с ней и жду, когда Эдди последует нашему примеру, но она остается стоять у дверей.

– Кажется, я что-то слышу, – шепчет она, смотря в глазок. Потом приоткрывает дверь и отступает в сторону, пропуская Купера, ведет его к камину, но чуть не падает, зацепившись за провод удлинителя. – Ох ты! Черт, громко получилось, прошу прощения.

Эдди устраивается рядом с Бронвин, Купер садится возле нее.

– Как дела? – спрашивает Бронвин у Купера.

Он трет лицо.

– Сплошной кошмар. Отец со мной не разговаривает, в Сети меня рвут в клочья, и ни одна из команд, которые мною интересовались, не отвечает на запросы тренера Раффало. А в остальном все отлично.

– Понимаю, – сочувственно произносит Бронвин, а Эдди берет его руку в свои.

Он вздыхает, но руки не отнимает.

– Ладно, что есть, то есть. Займемся тем, для чего мы собрались, да?

Бронвин прокашливается.

– Да. В основном чтобы… обменяться мнениями? Эли все время говорит об исследовании событий и связей, и это имеет смысл. Я подумала, может быть, стоит обсудить то, что мы знаем. И чего не знаем. – Она хмурится и начинает пощипывать свой палец. – Саймон планировал запостить компрометирующую сенсацию о каждом из нас. Кто-то собрал нас в том классе всех вместе, подложив чужие телефоны. В нашем присутствии Саймон был отравлен. Помимо нас причины ненавидеть Саймона были у многих. Он был замешан в разного рода страшных темах на «Форчане» – кто знает, кого он мог там достать.

– По словам Джены, он серьезно переживал, что его никто не принимал в компанию, и очень расстроился, что с Кили ничего не получилось, – говорит Эдди, глядя на Купера. – Ты помнишь? Он начал к ней подбивать клинья еще на балу в одиннадцатом классе, а через пару недель она напилась до чертиков и обнималась с ним целых пять минут. Он думал, что это и правда начало чего-то.

Купер сутулится, будто вспомнил что-то такое, что предпочел бы не вспоминать.