Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему бык кричит? – спросил я. – Он что, еще жив?
Фезерби ответил удивленным взглядом.
– Что вы, ваша светлость. Я сам его зарезал.
– Тогда кто же издает эти звуки?
– Чудище, сэр. Видите, у быка открыт рот – вот его и слышно.
– Что?
– Мы зашили чудище в брюхо быка, сэр.
Мне стало дурно.
– Как, живьем?
Фезерби кивнул.
– Мы надеялись, что урод попросит прощения в огне. Но пока только орет да визжит, как дьявол.
Я схватил безумца за плечи и встряхнул.
– Тушите огонь! Сию же секунду!
– Но как же, ваша светлость? Ведь мы должны принести в жертву лучшего быка. Это очистит чудище от греховной скверны!
– Кто вам такое сказал?
– Преподобный отец.
Раньше я застыл бы на месте, но теперь весь мой страх прошел.
– Быстро несите воду! – крикнул я. Никто даже не шелохнулся. Все как зачарованные смотрели на пляску огня, на горящую тушу. Юный оборванец швырнул свое сало в костер и стал хвастаться, что помог изжарить сердце грешника. Я ухватил его за рубаху.
– Воды! – скомандовал я. – Забыли, кто тут хозяин?
Мальчишка попятился и исчез в толпе, но затем послушно приплелся обратно с ведерком грязной воды. Поглядев, как я затаптываю языки пламени, некоторые мужчины тоже потянулись за водой к пруду. Сначала их было всего двое или трое; однако число их росло, и наконец толпа принялась так же яростно тушить огонь, как прежде разводила.
Когда дым и пар немного рассеялись, мы оттащили оплывшую жиром тушу подальше от тлеющих угольев и стали поливать ее водой, чтобы охладить. Помощники сгрудились вокруг меня; теперь они с лихорадочным, болезненным любопытством глядели, как я разрезаю грубые стежки и высвобождаю из бычьего брюха его зловещий груз. Наружу выкатилось нечто туго связанное – будто колбаса, которую повесили коптиться.
Когда я ослабил путы, почерневшее тело задергалось в предсмертных конвульсиях. Открытый рот судорожно втянул последний глоток воздуха.
Когда смерть забрала свою жертву, я поднял голову и обвел взглядом палачей. Я хотел, чтобы они увидели, что натворили. Но они лишь отворачивались и прятали глаза от невыносимого стыда.
О, этот стыд… Лицо их жертвы навсегда останется в моей памяти – как узор на гобелене, который невозможно с него спороть.
Однако моя история начинается вовсе не с этого.
Она началась намного раньше. С приходом страшнейшего бедствия – Великой Чумы.
Джордж Мартин
«Игра престолов»
Найдите и отметьте в аннотации прошлое, настоящее и будущее измерения.
Давным-давно, в незапамятные времена, произошла катастрофа, из-за которой смешались все времена года. Над страной, где лето может длиться десятилетиями, а зима – веками, нависла беда. Зима уже близко, и в заснеженных пустынях за каменной стеной Винтерфелла просыпаются недобрые силы. В гуще распрей, интриг и междоусобиц оказывается знатное семейство Старков из Винтерфелла, столь же суровое, как его родная земля.
Тем временем в странах, где не знают проклятья зимы, жестокий юный принц продает сестру в жены варвару, надеясь вернуть себе отцовскую корону. Молодая женщина пускается в долгий, опасный путь. Дети вечного холода – и дети вечного лета; воины и маги; кочевники и дикари; короли и бастарды – скоро все они сойдутся в жесточайшей битве за Железный Трон. Будет ли победитель в этой игре престолов?
Постарайтесь заполнить таблицу измерений для нижеприведенного эпизода.
Отрывок из романа[15]
Бран
Утро выдалось чистым и ясным, свежесть напоминала о близящемся конце лета. Они выехали на рассвете, чтобы поглядеть, как этому типу отрубят голову; их было двадцать человек, и Бран ехал среди них, нервничая от возбуждения. Впервые лорд-отец и братья сочли его достаточно взрослым, чтобы лицезреть совершенство королевского правосудия. Шел девятый год лета – и седьмой в жизни Брана.
Человека этого взяли возле небольшой крепости в горах. Робб считал, что это один из одичалых – человек, присягнувший мечом Мансу-налетчику, Королю за Стеной. По коже Брана при этой мысли побежали мурашки. Он помнил, о чем старая Нэн рассказывала у очага. Одичалые – люд жестокий, говорила она, убийцы, работорговцы и воры. Они водились с гигантами и мертвяками, глухими ночами крали девчонок и пили кровь из обточенных рогов. А их женщины долгой ночью ложились с Иными, чтобы породить ужасных детей, в которых было мало человеческого. Но человек, связанный по рукам и ногам возле стены и ожидавший совершения королевского правосудия, был стар и худ и ростом лишь немного превышал Робба. Лишенный обоих ушей и пальца, он был одет в черное, как подобает брату из Ночного Дозора, только меха его были потрепанны и грязны.
Дыхание людей и коней мешалось, струясь парком в холодном утреннем воздухе. Отец Брана, лорд, велел отрезать веревки от стены и подтащить пленника поближе. Робб и Джон, высокие и спокойные, сидели на конях, между ними красовался Бран на своем пони и пытался казаться старше семи лет, старательно изображая, что все это он уже видел. Слабый ветерок дул из ворот крепости. Над головами трепетало знамя Старков из Винтерфелла: серый лютоволк несся по снежно-белому полю.
Отец невозмутимо сидел на коне, длинные каштановые волосы теребил ветер. В подстриженной бороде мелькали белые нити, он выглядел старше своих тридцати пяти лет. Серые глаза лорда нынче смотрели угрюмо, он казался непохожим на того мужчину, который вечерами возле огня негромко рассказывал о веке героев и детях леса. Бран подумал: он снял с себя личину отца и надел маску, подобающую лорду Старку, владетелю Винтерфелла.
Холодное утро услышало вопросы судей и ответы на них; сам Бран впоследствии не мог вспомнить, о чем шла речь. Наконец лорд-отец дал приказ, и двое гвардейцев потащили оборванца к колоде железоствола, стоящей в центре площади, и заставили его положить голову на твердое дерево. Лорд Эддард Старк спешился, и его подопечный Теон Грейджой подал меч. Клинок имел собственное имя и звался Лед. Шириной он был в ладонь мужчины, а в длину превышал рост Робба. Черное лезвие выковали из валирийской стали и укрепили заклинаниями. Нет меча острее, чем валирийский.
Отец стащил перчатки, передал их Джори Касселю, капитану его домашней гвардии. Он обхватил меч обеими руками и проговорил: