продолжала она, – я заметила большой черный «роллс-ройс», который остановился у дома. Один из бандитов вынес на руках Энону. И все это среди бела дня. Люди стояли и глазели, но никто ничего не сделал. Ее запихнули в «роллс-ройс», и больше я ее не видела. Меня привезли сюда и посадили под замок. Сказали, если подниму шум, мне перережут горло. Эти коротышки страшные люди, Вик.

– Знаю, – ответил я угрюмо. – Я с ними уже встречался. А «роллс-ройс» принадлежит Морин Кросби. Возможно, Энону увезли в ее поместье на скале. – Я немного подумал и спросил: – За тобой кто-нибудь здесь присматривает?

Она покачала головой.

– Я хочу немного осмотреться на корабле, прежде чем мы уйдем. Морин может оказаться на борту. Как думаешь, не пойти ли тебе со мной?

– Если они заметят, что я исчезла, поднимут тревогу. Наверное, мне лучше посидеть здесь, пока ты не будешь готов уходить. Только ты осторожно, ладно, Вик?

Я колебался: не уйти ли прямо сейчас, раз уж я нашел Паулу, или сначала удостовериться, что ни Морин, ни Эноны на корабле нет?

– Если на этой палубе их не окажется – уходим. – Я промокнул лицо носовым платком. – Это у меня жар или каюта перегрелась?

– Каюта. За последний час тут становится все жарче и жарче.

– Ощущение такое, будто они включили отопление. Потерпи еще десять минут, детка. И я вернусь.

– Будь осторожен.

Я слегка похлопал ее по плечу, улыбнулся и вернулся на палубу. Задвинув засов, я уже направился в сторону кормы.

– И какого лешего ты тут забыл? – вдруг требовательно спросил чей-то голос из темноты.

Я едва не подскочил на месте.

Невысокий, крепко сбитый мужчина в морской фуражке появился словно из ниоткуда. Как мы ни присматривались, мы не могли видеть лиц друг друга.

– Сколько раз я вам, парни, повторял, чтобы держались подальше от этой палубы? – прорычал он, приближаясь.

Он едва не ударил меня. Но я заметил, как взметнулась его рука, и увернулся. Обтянутая кожей дубинка задела меня по плечу. Я со всей силы двинул коротышке кулаком в живот. Он задохнулся от боли, согнулся пополам, пытаясь глотнуть воздуха. И тогда я заехал ему в челюсть так, что едва не разбил себе кулак.

Он опустился на четвереньки, а потом упал на спину. Я наклонился над ним, схватил за уши и приложил головой о палубу.

Все это заняло какие-то секунды. Бегом вернувшись к каюте Паулы, я отодвинул засов, распахнул дверь, метнулся обратно на палубу, затащил внутрь бесчувственного противника и оставил лежать на полу.

– Нарвался на этого типа, – выдохнул я, склонившись над ним.

Я приподнял ему веко. Он был в полной отключке и, судя по припухлости на затылке, еще какое-то время не представлял для нас опасности.

– Засунь его в этот шкаф, – посоветовала Паула. – Я за ним присмотрю.

Она была бледна, но совершенно спокойна. Чтобы лишить ее присутствия духа, требуется нечто большее.

Я протащил коротышку через каюту к шкафу. Пришлось утрамбовывать его внутрь, а дверца закрылась только тогда, когда я навалился на нее всем весом.

– Фух! – выдохнул я, утирая лицо. – Там ему самое место, если только он не задохнется. Здесь жара прямо как в топке.

– И это меня тревожит. Даже пол стал горячий. Тебе не кажется, что где-то внизу пожар?

Я пощупал рукой ковер. Он был еще какой горячий, слишком горячий. Я открыл дверь каюты и потрогал доски палубы и чуть не обжег руки.

– Черт побери! – воскликнул я. – Ты права. На проклятом корабле где-то внизу пожар. – Я схватил Паулу за руку и потащил на палубу. – Ты здесь не останешься. Идем, детка, не отставай. Мы быстренько тут все осмотрим, а потом пойдем на верхнюю палубу. – Я сверился с часами, было без пяти девять. – Джек будет здесь через пять минут.

Когда мы пошли вдоль палубы, Паула спросила:

– Разве нам не нужно поднять тревогу? На корабле ведь полно людей, Вик.

– Не сейчас. Чуть позже, – пообещал я.

В дальнем конце палубы, в переборке, виднелась дверь. Я остановился перед ней, прислушиваясь; повернул ручку и приоткрыл.

Здесь было жарче, чем в духовке, и краска на стенах уже начала подтекать. Каюта была отличная: просторная, полная воздуха и хорошо меблированная – наполовину кабинет, наполовину гостиная. В окнах, выходивших на оба борта, открывался вид и на пляж Оркид-Сити, и на Тихий океан. Одинокая лампа на письменном столе заливала светом сам стол и часть ковра. Остальная часть каюты была погружена в темноту. Сверху доносились звуки танцевальной музыки и легкое шарканье движущихся ног.

Я вошел в каюту, выставив перед собой оружие. Паула зашла вслед за мной и закрыла дверь.

Здесь пахло гарью, а подойдя к столу, я заметил, что ковер тлеет, и дым тоненькими струйками вырывается из-под обшивки стен.

– Пожар прямо под нами, – сказал я Пауле. – Останься у двери. Пол может провалиться. Похоже, это кабинет Шеррила.

На всякий случай я осмотрел ящики письменного стола. В одном из нижних ящиков обнаружился квадратный конверт. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять – это пропавшее досье Эноны Фридлэндер. Я сложил конверт пополам и убрал в карман брюк.

– Ладно, – сказал я. – Давай выбираться отсюда.

Паула тихонько позвала:

– Вик! Что это там… за столом?

Я присмотрелся. Что-то там действительно было, что-то белое, что-то, похожее на тело человека. Я посветил лампой и услышал, как ойкнула Паула.

Это был Шеррил. Он лежал на спине, оскалив зубы в безрадостной усмешке. Одежда на нем дымилась, а руки, лежавшие на горящем ковре, уже опалились. Он был убит выстрелом в голову с близкого расстояния. Половина черепа у него была размозжена.

Когда я подался вперед, чтобы посмотреть на него внимательнее, внезапно что-то ухнуло, и два длинных языка пламени вырвались из-под пола и лизнули его мертвое лицо.

2

Низкорослый итальяшка стоял в дверях, ухмыляясь нам. Тупоносый пистолет в его маленькой смуглой руке был нацелен мне в грудь. Смуглое уродливое личико блестело от пота, а темные маленькие глазки сверкали ненавистью. Он бесшумно явился из ниоткуда.

– Отдай это мне, – велел он, протягивая руку. – То, что ты положил себе в карман, – живо!

Я держал револьвер в опущенной руке и не сумел бы навести его и выстрелить в бандита раньше, чем он в меня. Я вынул досье из кармана левой рукой. И в этот момент увидел, как внезапно переменилось выражение его лица: ненависть сделалась какой-то патологической. Палец на спусковом крючке побелел – он собирался стрелять. Все это я заметил за долю секунды.

Паула швырнула стул, и