же у нас не хватает медикаментов. Через час мы поедем в Чудово, — сказала она, отклонив моё предложение. Затем вздохнула и устало повторила: — Так что я не знаю, во сколько мы вернёмся.

— Хорошо. Я буду ждать! — произнёс я, словно забыв, что немцы в самое ближайшее время, наверняка, всей массой навалятся на Новск, и нам уже будет и не до гуляний, и не до поцелуев в щёку.

Но именно сейчас мне было не до немцев. В душе теплилась надежда всё же попробовать получить ещё один поцелуй, и я, вновь свернув губы трубочкой, закрыв глаза, приготовился ощутить блаженство.

Однако и в этот раз ничего не вышло, потому что Алёна сказала:

— Не здесь и не сейчас, Лёша. В любой момент может кто-то зайти. Так что открывай свои глазки, я тебе в другой глазик капельки закапаю.

Пришлось подчиниться.

Глава 23

Инструмент

Алёна как в воду глядела. Не успела она закапать мне капли во второй глаз, как дверь распахнулась, и в помещение вбежал Воронцов.

— Забабашкин, ты как, герой, жив⁈ — прямо с порога произнёс он и, наконец, обратил внимание на девушку: — Здравствуйте, Алёна Игоревна. Ну что, будет жить этот отважный мальчуган?

Такая фамильярность и явное принижение, можно сказать, оголтелая дискриминация по возрасту, зацепила какие-то струны души глубоко внутри и очень меня задела. Очевидно, капитан симпатизировал моей Алёнке, и вот такой нечестный приём должен был отдалить её от меня, что ли. Впрочем, возможно, мне это показалось. В любом случае, сейчас я не стал ничего возражать и поднимать этот неожиданно вставший вопрос, чтобы не заниматься дискредитацией вышестоящего по званию, но сделал себе пометку — поговорить с Воронцовым на эту тему, как только представится возможность. Поговорить и непрозрачно эдак намекнуть, что поступать таким образом — не по-товарищески!

Вышли в коридор, и чекист, поинтересовавшись о моём самочувствии, сказал:

— Лёша, к тебе дело.

— Кто бы сомневался, — ответил я, давно догадавшись, что раз тот примчался за мной, то не просто так, а именно что по делу. — Слушаю вас, товарищ командир.

— Что так официально? Можно просто — Григорий. Ну, или Григорий Афанасьевич. Мы же с тобой договорились, что, когда наедине, то можем общаться как товарищи.

— Товарищи? Ну, ладно, — остановил я себя вновь, чтобы не высказать все, что думаю по данному вопросу, и буркнул: — Так что, товарищ Григорий, у вас ко мне за дело?

— Не понимаю. Что случилось? — нахмурился тот, почувствовав моё раздражение. — Ты обиделся на меня за что-то? За что?

Мне было что сказать на это. Но я вновь себя остановил, решив, что нагонять тень на плетень ни к чему. Может, вообще накручиваю себя на ровном месте со свойственным молодому телу юношеским максимализмом.

Выдохнул и, махнув рукой, сказал:

— Не обращай внимания — переходный возраст.

— А… — задумчиво кивнул головой чекист и, поняв, что всё нормально, перешёл на шёпот: — Слушай тогда, Алёша. На складе артиллерийского полка есть ружьё. Оно не совсем обычное, а считается противотанковым.

— Да ладно? ПТР? А разве они уже есть?

Я помнил, что разработки знаменитого ПТРД — противотанкового ружья Дегтярева и его «коллеги» — ПТР Симонова ведутся полным ходом, но также помнил, что громкая «презентация» данного вида оружия состоится под Москвой лишь в ноябре 1941 года. Немцам такая презентация, естественно, не понравится, а вот нашим военным придётся по душе. Разумеется, первые ПТР нового образца будут страдать всевозможными детскими болезнями, как и любое вооружение, которое массово применяется впервые, но, тем не менее, с помощью дальнобойного оружия пехота научится поражать бронетехнику врага не вблизи от своей позиции (как это делается сейчас с помощью ручных гранат), а на значительном расстоянии. А это, в свою очередь, кратно увеличит шанс выживания пехотинца в бою, что положительным образом скажется на моральном духе в войсках.

ПТР получится настолько удачным, что будет успешно поражать бронированные цели, имеющиеся в распоряжении противника, даже в лобовую проекцию. И продолжаться это будет вплоть до 1943 года, то есть до того времени, когда у немцев появятся новые тяжёлые танки, у которых будет более мощное бронирование. Когда это случится, относительно небольшому калибру ПТР станет невозможно с ними бороться в лоб, но и тогда советские противотанковые ружья не утратят своей актуальности. После первых боёв с тяжёлыми танками появятся рекомендации, чтобы бойцы, вооружённые ПТР, били противника не в лобовую проекцию, а в борт с расстояния 200 метров. Таким образом, можно констатировать, что ПТР сыграют огромную роль в деле будущей Великой Победы.

Но всё это будет потом. А сейчас мне Воронцов предлагал пострелять из того, чего ещё нет и, по сути, не могло быть в войсках.

«Это что, альтернативная реальность, в которой временные процессы идут не так, как в том мире, где жил я? — пришла в голову мысль. Но в связи с тем, что других расхождений с моей прошлой историей я не замечал, то, отбросив эту версию, предположил другую, более правдоподобную: — Или, возможно, это какая-то опытная партия, которая прибыла на фронт для испытаний, но по какой-то причине в войска не поступила и была потеряна при отступлении и связанной с ним суетой, а иногда даже паникой?»

Однако всё оказалось куда прозаичней и никакой фантастикой не являлось.

— Что значит, существуют уже? Конечно, существуют. Но тот образец, что найден на складе, снят с вооружения.

— Как это? Не успел появиться, и уже снят⁈

— Противотанковое ружьё Рукавишникова появилось не вчера, а разработано в 1938 году. — Менторским тоном произнёс Воронцов. ­– На вооружении оно состоит с 1939 года, а снято потому, что в нём нашлось множество недостатков. В серию оно не пошло, однако на складах в армии осталось. Можно сказать, нам повезло, и одно из них тут случайно нашлось, — пояснил собеседник, сморщив кислую мину на лице. — Только вот…

— И чего ты скис тогда? Тут радоваться надо, а ты такую мину скорчил. Если оно рабочее, то боец сможет танки поражать.

— Да это не из-за винтовки. Патронов к ней раз-два, и обчёлся. Всего двадцать пять штук. — Вздохнул тот.

— Н-да, не густо, — согласился с ним я и, поняв, куда клонит чекист, спросил: — И ты хочешь, чтобы из этой винтовки стрелял я?

— Есть такое