Почти у самого дома к нему бросился какой-то человек. Акира на мгновение замер и тут же сдавленно прошептал:

– Ты?!

– Да, господин, – так же тихо ответил юноша.

– Но каким образом? Почему? Откуда? – Акира не находил слов, чтобы выразить то, что почувствовал, когда увидел Кэйтаро.

– Долго рассказывать. Сейчас я могу сказать только одно: ее надо спасти!

– Ее?

– Ту женщину, если она, конечно, еще жива. – В глазах Кэйтаро была растерянность и что-то похожее на мольбу.

– Какую женщину?! – почти прокричал Акира. Ему следовало успокоиться, но он не мог, нервы были натянуты как струна, а сердце будто придавлено камнем.

– Женщину, которая убила князя Сабуро. Это должен был сделать я.

– Ты ее знаешь?

– Мы встретились в пути. Я не назвал ей своего имени, и она тоже. Она сказала, что в Сэтцу живет человек, который не сдержал данное ей слово. За это она хотела его убить. Я и подумать не мог, что речь идет о князе Сабуро! Откуда она могла его знать?

– Она еще что-то рассказывала?

Кэйтаро нахмурился:

– Совсем немного. Это были ее личные тайны, которые я никому не могу выдать.

Акира согласился:

– Пусть так. Но что-то связывало вас и после прихода в Сэтцу? Это важно.

– Мы виделись. Правда, редко. Она назвалась моей теткой.

– Это все? – Акира смотрел ему прямо в глаза, и юноша отвечал странным, пронзительным, изучающим взглядом.

– Да, это все.

– Я постараюсь что-нибудь выяснить, – сказал Акира, оставив при себе вопрос о том, почему Кэйтаро необходимо спасти эту незнакомую женщину.

Слишком много было сегодня вопросов, на которые он не мог найти ответа. – А теперь скажи, почему ты здесь? Ты нашел господина Нагасаву? Он жив?

– Да, жив. И я жив. Хотя должен был умереть.

– Почему?

– Господин Нагасава приказал мне совершить сэппуку. У нас был разговор… – Кэйтаро старался говорить твердо, и все же в его тоне сквозила беспомощность. – Я не могу его пересказать. Признаюсь, что я не выполнил приказ господина.

Акира с трудом удержался, чтобы не обнять его за плечи.

– Ты должен где-то укрыться, Кэйтаро-кун. Сейчас ищут всех, кто был связан с этой женщиной.

Акира не позвал его в дом, хотя ему и хотелось, – это было опасно. Он привык измерять свою жизнь степенью опасности. У других людей, возможно, была другая мера.

Дома он ожидал встретить лишь кого-то из слуг, но навстречу вышла Мидори, тихая и спокойная. Увидев ее, Акира ничуть не удивился и очень обрадовался. Мидори ни о чем не спрашивала; она молча убрала все лишние вещи, сама принесла древесный уголь и зажгла огонь. Не хватало лишь аромата цветов, но была зима. Вскоре Акира смог выпить чаю. Душистый дымок поднимался от чашки и тонко вился, исчезая в никуда, но Акира знал: он уплывает к Небесам.

«Да, – снова подумал он, – есть нечто сиюминутное, навеянное светом луны, шумом деревьев, ароматом цветов, блеском снегов, а есть вечное, то, что сейчас сияет в глазах Мидори. И то и другое прекрасно».

Заботливая, искренняя, внимательная, умеющая примеряться к его настроению так, как примеряется человек к сменам времен года, она не смогла приспособиться лишь к отсутствию того, в чем, по-видимому, нуждалась больше всего остального.

– Разрешите мне последовать за вами, господин, – сказала Мидори.

Акира бросил на нее быстрый взгляд. Мидори знала. Он сразу увидел, что она уже приняла решение.

Он молчал, и Мидори тоже не произносила ни слова. Она ждала. Она хотела услышать от мужа, что он нуждается в ней даже в смерти и готов взять с собой в неизвестность так, как берут что-то единственно необходимое. Признавшись в этом, он показал бы, что любит ее всем сердцем. Но она не могла выдать своих желаний. Она позволила страстям увлечь себя за грань дозволенного совестью и долгом и – навсегда осталась одна.

Между тем Акира задал неизбежный вопрос:

– Почему ты хочешь это сделать?

Он ждал, что Мидори ответит: «Я хочу быть с вами» или что-то в этом роде, произнесет фразу о долге, но она сказала:

– Я хочу вернуться к себе. Вернуться туда, откуда пришла в этот мир. Здесь мое место потеряно, и, боюсь, мне его не найти.

– Если ты думаешь, что я в чем-то тебя обвиняю…

Мидори позволила себе улыбку. При этом ее лицо озарилось печальным светом.

– Мне не страшны обвинения, господин. Самое суровое обвинение уже было – я видела его в глазах Масако.

– Я позволю тебе сделать то, что ты хочешь, Мидори-сан, только ответь: именно поэтому ты осталась?

– Нет. Разве я могла знать, как все повернется, мой господин! Я осталась для того, чтобы предупредить вас о грозящей опасности.

– Опасности?

– Да. Пока вас не было, приходила женщина и спрашивала о вас.

– Снова женщина! – воскликнул Акира. – Все говорят о какой-то женщине, но никто не может назвать ее имени!

– Я полагаю, вам известно это имя. – Мидори помолчала. – Ей лет тридцать, красивая и… очень сильная. А имя… оно в том письме, которое я у нее украла. Да, скорее у нее, а не у вас, хотя оно выпало из вашего рукава. – И она протянула ему свиток.

Акира развернул бумагу и прочитал ее от начала до конца. Он не смотрел на Мидори, а она внимательно следила за ним. В ее глазах было не понимание, а только один печальный вопрос. Вопрос, на который она никогда не получит ответа.

В тот же день Акира встретил Кикути, которого знал еще с юности. Он прекрасно помнил, что в свое время Кикути перебежал из крепости Нагасавы в стан противника. Акира всегда его избегал, они никогда не разговаривали. Он знал, что Кикути занимал высокую должность – тот всегда выглядел самодовольным, подозрительным и цинично спокойным.

Но сегодня, встретившись, они замедлили шаг. В отличие от других самураев Кикути не считал нужным излишне церемониться с тем, кого помнил с детства.

– Слышал, – начал он после нескольких незначительных фраз, – прибыл посланник князя Тацухэя. А через несколько дней приедет сам господин.

– Да, – сдержанно отвечал Акира, – но нас здесь уже не будет.

Уголки губ Кикути поползли вверх. В его глазах были настороженность и насмешка.

– Новый князь не отдавал таких распоряжений, напротив, предложил всем, кто этого желает, перейти к нему на службу. Так сказал посланник. Когда князь приедет, начнут распределять должности.

– Ты останешься? – Акира задал вопрос, который явно был лишним.