Вон они слева, в тени меж скальными наростами, в тени кустов. Два самца, один котёнок и три самки с любопытствующими мордами. Появление грохочущей, трубящей охоты заставило их оторвать животы от тёплых камней. Вяло отрыкиваясь через плечо, они начали перебираться повыше к вершине рыхлого, распадающегося холма.

Яхмос прокричал в ухо своему вознице, чтобы тот взял левее. Это было опасно, потому что у подножия львиного убежища была целая поляна крупных камней, отчего был прямой риск покалечить лошадей. Возница и не подумал ослушаться. Он был из породы «сельских слуг», как их презрительно называла утончённая и развращённая столичная знать. Это были по большей части выдвинувшиеся в последние годы провинциалы. Они верили в Яхмоса, как в самого Монту, и погибнуть по его приказу считали за поощрение.

Колесница, дико подпрыгивая, скакала по камням. Яхмос сильно отклонился на бегемотовом ремне, натянул тетиву и, выждав момент без тряски, выстрелил. И сразу попал одному из самцов в заднюю левую лапу. Тот нервно поскользнулся на камне, съехал ниже и обиженно зарычал. Гнев, смешавшийся с удивлением, породил неожиданный, очень резкий звук. Вместе с ним в ноздри зашоренным лошадкам ударил густой настой львиного запаха, оставленный всем кланом на покинутом лежбище. Лошади дёрнули вправо, а тут ещё подряд два каменных выступа под левое колесо. Колесница некоторое краткое время катила на одном колесе, как бы раздумывая, что делать дальше, но вес двух человеческих тел, не удержавших равновесия, лишил её выбора, и произошло шумное, пыльное обрушение на правую сторону.

Пять больших кошек, не торопясь, спускались по каменистому холму, чтобы на месте разведать, что там произошло. Свалившиеся друг на друга, перепутавшиеся сбруями лошади ржали в один голос, сводимые с ума запахом невидимой опасности.

Аменемхет глядел на суету своих охранников на набережной, но уже знал, что усилия их будут потрачены впустую. Он решил, что отправится сейчас не в храмовую резиденцию, а ещё дальше, вверх по реке, где его ожидает вожделенная встреча, о которой он грезил едва ли не каждую ночь, проведённую вне Фив. Он велел подать к борту ладьи лодку с восемью гребцами для себя и ещё две для охранников, и приказание было немедленно выполнено, ибо вдоль пристани было пришвартовано множество самых разнообразных судов. Са-Ра, ничего не спрашивая и не удивляясь перемене намерения господина, отдавал распоряжения, связанные с переправой. Аменемхет медлил. До того как сойти на борт подогнанной посудины и отплыть, ему предстояло решить, что делать с разговорчивым перебежчиком. Где содержать его отныне? Хочется посадить в клетку, но это не годится, он перестанет быть покладистым. Устроить в своём дворце? Безумие! Оставаться на ночь под одной крышей с человеком, способным на то, на что способен этот нечистый брат? Нет! Надо было всё время иметь его под рукой, но чтобы он не имел возможности пустить в ход свои слишком ловкие руки.

Аменемхет нашёл выход. Он ему не слишком нравился, но был лучше всех прочих рассмотренных. Мегила будет жить пока в доме, находящемся за пределами храмовой территории, но имеющем с нею общую стену. Прежде здесь обитал Уаб-та, глава речных писцов, следящих за тем, как содержится водное хозяйство храма — корабли, склады на пристанях, гусиные фермы на речных островах. После смерти уважаемого Уаб-та его сын не смог доказать свои претензии на его должность и имущество, ибо далеко не достиг уровня отцовской учёности. Как подвозил дрова для кузниц, так и продолжал подвозить. Главным претендентом на уютное и престижное жилище сделался Пианхи, человек молодой, но успевший снискать признательность верховного жреца. Пианхи уже было почти обещано, что он станет владельцем дома. Он за свой счёт сменил воду в бассейне и перемостил дворик. Каково же ему было услышать, что владельцем всего станет этот серолицый перебежчик.

Но с волею верховного жреца не поспоришь. Писец склонился в поклоне, дожидаясь, пока его статуеобразный хозяин сойдёт по мосткам в шаткую весельную лодку.

Чем дальше отплывал Аменемхет, тем сильнее кипело сердце обманутого в лучших надеждах писца. Он не пожелал лично сопровождать Мегилу к месту его обитания и выделил самого старого, облезлого осла для перевозки его жалких пожитков, поскольку не было по этому поводу никаких распоряжений. Тоже мне, «царский брат», всего имущества — один длинный засаленный мешок. Правда, охраны человек двадцать, но это не знак почёта, но знак недоверия, чтобы не сбежал.

Так и отправился в город Мегила, ведя в поводу своего ослика с траченной паразитами шкурой и жалким тюком на спине, окружённый двумя кольцами молчаливых, голых по пояс младших жрецов с дубинками на плече. Навстречу шла наспех собранная, но пышная храмовая процессия, с деревянными изваяниями, нытьём флейт и пением гимнов. Слуги Амона ещё не знали, что им не суждено прямо сейчас узреть своего верховного жреца.

Повторно пристав к берегу, верховный жрец погрузился в носилки, доставленные с ладьи, и, покачиваясь в тени двух опахал, направился по тропинке, перпендикулярной к берегу. Впереди шагал Са-Ра. Ему отлично была известна эта дорога, не менее одного раза в десять дней верховный жрец проделывал её, дабы проверить, как идёт строительство его могилы. После же столь длительного и нервного путешествия он спешил в эти места с особым трепетом. Здесь испокон веку погребали знатных людей города, здесь среди бесчисленных мумий предков должна лежать и его мумия. Так давно решил Аменемхет, и с самого того момента, когда встал он во главе первого храма в городе, начал он эту стройку. Соперничать с фараонами и верховными жрецами Древнего царства в размерах гробницы он не собирался, да и возможностей таких у него, сына несчастного века, не было. Для того чтобы сохранить свой саркофаг в неприкосновенности во все будущие времена, решил он прибегнуть к старинной хитрости, подкрепив её новейшим своим замыслом.

Строительная площадка открылась взорам довольно скоро. Вид она имела обычный — большие камни, маленькие человеческие фигурки. По периметру вокруг строительства лепились хижины рабочих. Отдельно квартал каменотёсов, отдельно плотников, писцы и стражники жили также отдельно. За последние полгода вид этот изменился мало — возведение гробницы, даже не поражающей воображение, дело долгое.

Над строительством разносились характерные звуки: рабочие резали медными пилами куски туфа, десятники покрикивали на нерадивых.

Завидев знакомые носилки, навстречу Аменемхету кинулся главный распорядитель работ и с ним начальники помельче повалились на колени в горячий песок, рассыпая славословия. Верховный жрец выслушал обычный доклад: сколько обтёсанных камней установлено в основание, сколько барж послано за гранитными глыбами, сколько человек покусано змеями. Самое же главное зло — подноготный клещ, от него пухнут пальцы у строителей, а из храмовых запасов мазь выдавать отказываются. Требуют за неё платы и даже угрожают наказать притворщиков, а никакого притворства тут нет, клещ и в самом деле в этом году зол как никогда. И ещё бы, конечно, питание чуть пообильнее, а то латук да похлёбка из эммера. Мяса бы немного, хотя бы и птичьего. Пиво в праздник новогодья пришлось покупать у городских разносчиков, когда такое было видано! Но в целом рабочие счастливы, что в деле заняты столь подобающем. И в молитвах благодарят Амона.