– Успокоилась?

– Я распарилась как следует. А потом вина напилась.

– Да, пожалуй, это лучшее лекарство. Я думаю, зря я тебя сегодня с собой взял. Надо было тебя в гостинице оставить.

– Да ну… ты же не знал, что нас там целая делегация встречать придёт…

– Да, это точно. Такой встречи я не ожидал. Ну что… – Я осмотрел комнату долгим взглядом и нашёл, что всё действительно в порядке. – …Тогда спокойной ночи.

Я повернулся и сделал пару шагов в сторону своей двери.

– Клёст, – окликнула меня Верба.

– Что?

Я оглянулся. Она стояла, сложив руки на груди и опершись плечом на дверной косяк.

– Послушай. Я нормальная половозрелая женщина из плоти и крови. Ты долго будешь надо мной издеваться?

Я сделал шаг вперёд, схватил её в охапку и впился своими губами ей в губы.

Подобные моменты всегда откладываются в моей памяти какими-то кусками.

Я помню ощущение упругости, которое словно клеится к ладоням и остаётся на них долго после того, как они никого уже не гладят и ничего не касаются.

Я помню большой красивый левый глаз Вербы (куда из моих воспоминаний делся правый глаз?).

И волосы – я помню её волосы повсюду – у неё на плечах, у неё на спине, на подушке, на моём лице.

А потом – бесконечный диалог, из которого остались только какие-то фрагменты…

– С повидлом. И сахарной пудрой присыпанные.

– Треугольные?

– Да, такие вот приблизительно.

– Нет, не видел никогда.

– Потрясающе. Значит, они действительно только с Запорожье были. А я-то была уверена, что в Советском Союзе «романтики» продавались на каждом углу. И что каждый советский ребёнок их должен помнить!

– Нет, не видел никогда. Я, как ты понимаешь, недалеко от Запорожья вырос, но не видел этих «романтик» ни разу. А что ты делала в Запорожье? Ты же коренная одесситка?

– У меня там бабушка жила.

– Нет, я думаю, для писателей, которые писали книги толще пятисот страниц, в аду должна существовать отдельная – эксклюзивная – комната. Они сидят там на жёстких стульях и читают вслух полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина в одном томе, держа его в руках на весу. Вечность.

– Ты жестокий.

– Да, в моём личном аду много таких эксклюзивных комнат.

– А для кого ещё есть?

– Ну, например, для тех, кто что-то сверлит по утрам в выходные дни. У них в аду отдельная комната, где им сверлят механической дрелью головы. Целую вечность.

– Кстати, они же в своём опросе выяснили, что у среднего жителя Земли в жизни бывает десять с половиной половых партнёров.

– Сколько?

– Десять с половиной.

– Здорово. А я никогда не занималась сексом с половиной партнёра. А ты когда-нибудь занимался сексом с половиной партнёра?

– Нет, я тоже нет.

– Надо у знакомых поспрашивать. Может, у кого было в опыте? Очень интересно, каково оно – трахаться с половиной партнёра…

– А у тебя какое слово самое любимое?

– В каком языке?

– А что, у тебя в каждом языке своё любимое слово? В русском давай.

– Ну… наверное, «заподлицо». Это как бы такое западло, но вот не какое-то там вселенское западло, а такое ма-а-аленькое западло, западлецо такое.

– Да, прикольное слово. А ещё в каких языках у тебя есть любимые?

– В английском есть.

– И что это за слово?

– Вентрилоквист.

– Как?

– Вентрилоквист.

– И что оно значит?

– Ну это вариация поговорки «Всё хорошо, что хорошо кончается».

– И какая?

– «Все хороши, кто хорошо кончает».

– Да, ничего. Я бы ещё так сказал: «Всё хорошо, где кто-то с кем-то в конце переспал».

Я проснулся около восьми утра, довольно рано, учитывая, каким долгим и насыщенным оказался вчерашний вечер. Солнце поднималось над горизонтом в небо без единой тучки и тёмного пятнышка. Верба спала, подоткнув под себя подушку и ровно сопя носом, очень смешно отворачиваясь от солнечных лучей, когда блики падали ей на лицо.

Я сходил в душ, а потом к себе в номер, чтобы переодеться. Когда я вернулся, Верба уже проснулась и лежала на постели вполоборота, подложив руку под голову.

– Ну, что мы делаем дальше?

– Дальше мы разделимся, – сказал я. – География поисков за последние сутки слишком усложнилась. Я поеду в Пилипец и найду этого деда. А ты поедешь в Олыку.

– Куда?

– Олыка. Небольшой посёлок между Ровно и Луцком.

– А чем стереть след от стирательной резинки, не подскажешь?

– Что?

– Забудь. Так что там, в Олыке?

– Средневековый замок, переделанный в дурдом. Больше ничего там не знаю.

– А что мне там делать?

– В общем, есть основания думать, что там жила Русалка, но где именно – непонятно. Так что попробуй просто собрать информацию. Пройдись по ней, найди какую-нибудь местную власть, узнай, где находятся местные архивы. Если там есть какие-нибудь гостиницы – посети все. Присмотрись, можно ли как-то выудить информацию о посетителях. Если что – звони.

– Ясно, – кивнула она.

– Тут до Ровно или Луцка должны ходить какие-нибудь автобусы, а там – маршруткой или возьми такси. Вечером я тебя заберу оттуда, как закончу в Пилипце.

– Если закончишь, – предусмотрительно сказала Верба.

– Если будут какие-то трудности, я тебе позвоню.

– А если ты будешь вне зоны? Это же Карпаты…

– Давай так, если до шести вечера я тебе не позвоню и на звонки не буду откликаться, лови машину обратно до Каменца. Вот деньги. – Я положил деньги на столик возле постели и пошёл к двери, проверяя карманы.

– А что, ты со мной не позавтракаешь? – разочарованно спросила Верба.

Я обернулся. Она привстала на постели и трогательно смотрела на меня ожидающим взглядом, закусив губу.

– Позавтракаю, – кивнул я, – вымогательница. Только вставай быстрее и иди умывайся, а то завтрак в гостинице скоро закончится.

Я выехал из города около девяти. Дорога была влажной, но в целом нормальной, и погода стояла отличная. Я разогнался – мне предстояло проделать за сегодняшний день не меньше тысячи километров и позволить себе вальяжности я не мог.