Еще чуть «почитав», она «задремала», уронив книжку, и еще шире раздвинула «во сне» ноги, провоцируя тем самым мужчину. Со своей стороны, тот все сильнее волновался, проявляя признаки возбуждения, по-видимому, она разбудила в нем животное начало этими своими «дразнилками». Не отрывая от нее взгляда, он вдруг полностью разделся, оставив лишь шляпу на голове. Обычная бы женщина в такой ситуации испугалась, забавного в этом было мало, ведь с мужиком явно творилось неладное, он откровенно заводился. Но такое его поведение лишь рассмешило ее, видно, сочетание розового вина с эротическим романом сделало свое дело, и она про себя хихикнула.

На цыпочках выйдя из-за кустов, сосед между тем потихоньку приблизился. В руке он по-прежнему держал удочки, видно, совсем одурел, бедолага, от такого ее представления. Голый, в шляпе, с болтающимся полунапрягшимся членом и удочками, он выглядел словно Чарли Чаплин в немой эротической комедии. Она вновь закусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть но, совладав с собой, продолжила игру в дразнилки, которая, впрочем, становилась все непредсказуемей, а может, ей и самой уже хотелось чего-то такого.

Постанывая «во сне», она вновь положила на промежность руку и начала потихоньку ласкать себя пальцем, как будто ей снился эротический сон. Не отрывая от ее ладони глаз, сосед, словно загипнотизированный, подошел совсем близко, и она, протяжно вздохнув, «уронила» руку, открывая его взору свое «сокровище». Все это по-прежнему происходило с ней якобы «во сне». Половые губы между тем были явно набухшими, приоткрывая влажный вход во влагалище; ее возбуждение манило своим откровением. Оно словно магнитом притягивало обалдевшего соседа, судорожно облизнувшего пересохшие губы; его член стал на глазах напрягаться, увеличиваясь в размерах и крепчая. Это было завораживающее зрелище набирающего силу мужского желания, она вдруг почувствовала это и задержала дыхание, ощущая, что теперь по-настоящему течет.

И сосед не выдержал. Это было выше его сил. Наконец, отставив в сторону свои удочки, он опустился на колени и стал ласкать ее между ног языком. Сначала робко чиркнув вдоль половых губ самым его кончиком, он постепенно начал делать это все смелее и активнее, увлекаясь, входя во вкус и откровенно жадничая. И эта его нетерпеливая жадность становилась все более явной, отдаваясь мелкой дрожью где-то у нее внутри, но, сжав зубы, она упорно делала вид, что не просыпается, настолько увлекла ее вся эта игра.

С каждой минутой язык становился все более сладким, а ее дыхание «во сне» учащалось; притворяться спящей было все сложнее, и она вцепилась в поручни кресла, изо всех сил стараясь сдерживаться. Вообще-то она обожала куннилингус.

А сосед оказался настоящим мастером этого дела. Своим языком он разбудил бы и каменную Афродиту, поэтому, когда, засосав нежным поцелуем клитор, он начал часто-часто теребить его кончиком языка, она не выдержала. Протяжный стон сам вырвался из ее груди, и она судорожно выгнулась, поднимая согнутые в коленях ноги. Она теперь откровенно предлагала себя, не в силах сдерживаться, она не могла больше играть роль спящей красавицы, она превратилась в похотливую, истекающую желанием самку, ее просто вывернуло наизнанку от желания; и, вскочив с колен, сосед вошел в нее. Резко, сильно, одним мощным глубоким толчком, он жадно и до упора загнал в нее по самые яйца свой стоящий колом член, видно, у него тоже не было никаких сил сдерживаться. Так, сильно и резко войдя в нее, он на минуту замер, подрагивая, наверное, для него это тоже был настоящий шок.

Остро чувствуя эту его дрожь внутри, она обхватила его ногами и руками, буквально повиснув на шее и ощущая, что вот-вот кончит, настолько дико возбуждающей оказалась вся эта игра. И тогда, подняв ее, он сам сел в кресло, удерживая ее на своем члене, и она оказалась наездницей, насаженной на горячее седло жеребца.

…Поскрипывая, кресло ритмично качалось, отдаваясь сладкими толчками в ее влагалище. Этот дачный аттракцион ей невероятно нравился.

Ему никак нельзя было потерять свою работу. НИ ЗА ЧТО! Все что угодно, только не это, но ведь проштрафился-то он серьезно. Сорвать такой выгодный контракт – это надо было умудриться! Он сам не понимал, как такое получилось, но фирма очень серьезно пострадала из-за него. Поэтому, когда он шел «на ковер» к начальнице, его поджилки мелко тряслись; предстояла серьезная взбучка.

Такого босса-женщину надо было еще поискать! Волчица, и только! Кого угодно сожрет, не поперхнется, таких только в фильмах про садо-мазо снимать, с шипованной плеткой. На фирме давно ходили слухи о ее жестокости, она никогда не прощала ошибок, но он решил, что вытерпит любое унижение, ведь это было единственным шансом, и выхода реально не было.

…Войдя к ней в кабинет, он аж вспотел от страха. Похоже, она готова была убить его, выражение ее лица красноречиво свидетельствовало об этом, выражая неприкрытую ненависть.

– Виноват! Знаю, что виноват, – проскулил он, чувствуя, как дрожат поджилки под ее испепеляющим взглядом. – Только не увольняйте, прошу.

– Не увольнять?! – злобно рыкнула она. – А что делать прикажешь? Что с тобой делать, урод?!

– Все что угодно, – чуть не заплакал он. – Все! На коленях готов просить! – и он действительно грохнулся на колени, ощущая, что ноги сами подогнулись от страха.

– Что «все»?! Да тебя убить мало! Такую свинью нам подложил, гад! – продолжала размазывать его начальница.

– Христом Богом прошу! Хоть туфли готов лизать, – буквально взмолился он, хлюпая носом и уже не понимая, что несет. – Только не увольняйте…

– Тогда лижи! Лижи, скотина! – не вставая из-за стола, вдруг протянула начальница ногу, подхватив его мысль, и он, униженно стелясь, пополз к ней, чувствуя, что ей нравится вот так откровенно унижать его. Ей ни в коем случае нельзя было перечить.

Слава Богу, туфли были не уличные, а офисные, без явной грязи. Точнее, не туфли, а босоножки, поэтому он скорее лизал пальцы ее ног, а не обувь, ему повезло.

– Ну ладно, хватит слюнявить мне ноги! – пнула она его с отвращением. Слава Богу, хоть не попала в лицо.

– Высеките меня! – выбравшись из-под стола, повернулся он к ней задом и нагнулся. Надо было не терять инициативу.

– А и точно! Высеку! – поднялась она из-за стола, схватив подвернувшуюся под руку линейку.

Услужливо поставив ей стул посреди кабинета, он вновь наклонился, предлагая себя для наказания.

– Штаны снимай, засранец! Что так-то жопу подставляешь? Снимай! – скомандовала она.

…Удары линейкой были чувствительными, но, сжав зубы, он терпел.

– Ремень возьмите! – выдернул он из брюк пояс. – Ремнем меня!

– Давай сюда! – и, выхватив из его руки ремень, начальница стала хлестать им по его заднице.

– Я большего заслуживаю, – приспустил он и трусы, продолжая проявлять инициативу в надежде разжалобить эту стерву. – Сильнее меня накажите. Сильнее!