В традиционных теориях формирования досовременного государства города понимаются как места, где верховная власть суверенитета выражается в материальной форме. Это, несомненно, верно в случае более автократических режимов. Но такой подход представляется малопригодным, когда мы рассматриваем реляционную власть, которая характеризует коллективное действие. Мы предполагаем, что построение коллективной власти будет иметь свои собственные, отличные от других материальные, социальные и культурные последствия для городов и урбанизма, и что эти последствия требуют изучения в качестве дополнения к теории коллективного действия. Наша цель в этой главе - предоставить расширенную теоретическую базу для решения вопросов вариативности и изменений в городах (как местах физического расселения) и способах жизни в городах (урбанизме), которая учитывает коллективное действие.

На наши рассуждения о городах и урбанизме повлияло представление о том, что "гражданский капитал" повышает потенциал совместного решения проблем в масштабах города (Orum 1998). Подход Энтони Орума подчеркивает важность внутригородского социального взаимодействия, включая "альянсы между ведущими секторами", а также институционализированные "мосты, проложенные между ведущими сегментами места и его многочисленными гражданами" (8) (в той же работе Орум также указывает на важность "сильного видения" и сильной "приверженности идее места"; этот символический аспект гражданского капитала обсуждается в данной главе и в главе 11.

Стратегия сосредоточения внимания на внутригородском социальном взаимодействии оказывается полезной отправной точкой для изучения коллективных действий в контексте премодернистских городов (или любых городов). Организация коллективных действий предполагает относительно высокий уровень взаимодействия и коммуникации между жителями города. Но когда эти условия отсутствуют, городская жизнь, по самой своей природе, склонна приводить к противоположным результатам. Это видно на примере многих досовременных городов, например, токугавского Эдо, где социальное расслоение обеспечивалось сочетанием рвов, стен и ворот, препятствовавших передвижению и общению. Дорожные системы городов, чьи дороги "органично", незапланированно изгибаются, могут сделать города по сути неуправляемыми. Мы бы также указали на тот факт, что города, особенно в досовременном состоянии, были опасными и нездоровыми местами для жизни с их обостренным потенциалом конфликтов, передачи болезней и пожаров. В этих сложных условиях мы отмечаем тенденцию горожан к формированию тесно ограниченных и изолированных соседских единиц коллективного действия, таких как системы "обнесенных стеной кварталов", которые препятствуют межгородскому взаимодействию и информационному потоку, а значит, и формированию гражданского капитала.

Каким образом коллективные действия разворачиваются в городах при наличии физических ограничений на передвижение и сегментированной социальной географии? Чтобы лучше ответить на этот вопрос, мы собрали городские данные (из нашей сравнительной выборки), подходящие для применения методов пространственного анализа, заимствованных у географов, чтобы сравнить физические свойства городов, особенно планы улиц. Мы также обратили внимание на структуру и функции организаций районного масштаба. Были ли они сильно социально ограничены и склонны изолировать людей в их локальном окружении, или же они были более открытыми и интегрированными в более крупные социальные сети и, таким образом, более приспособленными для интеграции людей в общую социальную архитектуру городской жизни?

Мы утверждаем, что изучение городов станет ценным дополнением к изучению коллективных действий в целом. Однако изучение городов и городской жизни сопряжено со многими практическими трудностями. На основе нашего сравнительного исследования мы имеем детальное представление о коллективных действиях в процессе строительства полисов, но во многих случаях соответствующие данные о городах и урбанизме найти сложно. Например, нам нужна информация, относящаяся к фокусным периодам нашей выборки, но подходящие данные, особенно точные карты, часто отсутствуют; особенно в условиях минимального коллективизма интерес к картам и потребность в них, а также административные возможности для их составления были невелики. Даже в тех случаях, когда нам удавалось найти карты городов или другие подходящие источники данных, мы сталкивались с проблемой, пытаясь выявить влияние коллективного строительства политии в сложной городской среде. Город может представлять собой запутанный социальный и физический палимпсест, отражающий не только физические и социальные остатки прежних и, возможно, не очень коллективных режимов, но и результаты столкновений между различными группами интересов с разными предпочтениями в отношении коллективных действий.

Далее мы кратко изложим результаты нашего поиска данных по случаям, которые относятся к числу лучше описанных в нашей большой выборке. Они расположены в порядке от наименее до наиболее коллективных, а итоговые значения коллективных действий (сумма общественных благ, бюрократизации и контроля со стороны принципалов, возможный балл - 63) указаны после фокусного периода. Расположив кейсы таким образом, мы смогли использовать преимущественно индуктивный метод, в рамках которого мы искали закономерности различий между городами в зависимости от степени коллективного действия. Наши выводы изложены после представления описательных материалов.

Сводки данных

Ачех (островная Юго-Восточная Азия, 1850-1900 гг. н.э., 25)

К 1688 году (непосредственно перед началом фокусного периода) население главного политического центра Ачеха оценивалось в 48 700 человек, а плотность населения составляла сорок человек на гектар. Город был разбросан и состоял из цитадели или обнесенного стеной района, где находился главный дворец и кварталы, в которых жили иностранные купцы (общей площадью 0,2 квадратного километра), но общая площадь города, считая внешние жилые районы, составляла примерно 12 квадратных километров. Это типичная картина для городов Юго-Восточной Азии, в которых большая незапланированная территория с низкой плотностью застройки окружает спланированную и часто обнесенную стеной центральную зону. Районы за пределами центральной зоны состояли из кластеров клиентских домов, окружавших комплексы богатых семей-покровителей ("персонифицированные палаты" в нашей терминологии); эти кластеры были широко разбросаны и отделены друг от друга лугами и лесами в черте города.

Нупе (Западная Африка, 1837-97 гг. н.э., 25.5)

Бида, столица нупе, занимала площадь неправильной формы в тридцать квадратных километров, а ее население оценивалось в 60 000 человек. Поселения были сильно разбросаны и включали в себя незаселенные районы между более плотно заселенными зонами. Городское поселение было построено вокруг трех основных королевских дворцов (каждый из которых представлял собой политическую фракцию). Каждый дворец был окружен нечеткой группой зданий, включая рынок, мечеть и резиденции связанных с ними ремесленников и других семей-клиентов, поселившихся в этих местах. Большинство главных и второстепенных дорог соединяли внешние пути и городские ворота с дворцовыми комплексами, в то время как для внутригородских поездок использовались лишь немногие крупные дороги.

Англия (1327-1361 гг. н.э., 28 лет)

В фокусный период это государство имело один из самых низких показателей по коллективным действиям как в городах, так и за их пределами. Тем не менее, здесь была яркая городская культура и очень компактные города, включая Лондон, крупнейший город, население которого в фокус-период оценивалось в 45 000