Вот, казалось бы, наша батальонная колонна. Более километра пеших солдат, повозок с непонятно откуда взявшимся и непонятно зачем нужным имуществом, снующие туда-сюда всадники, большая группа измученных мужиков, сопровождающих многострадальные полковые пушки, рев волов и ржание лошадей, скрип, лязг, чавканье грязи, стук топоров и бранные словечки. Полк же и вовсе большая такая человеческая многоножка от горизонта до горизонта. Но если весь хлам, именуемым словом «обоз», аккуратно составить в полевой лагерь, а солдат построить в ровные парадные шеренги — то получается не так уж и много народу. Не хватит даже, чтобы сектор на стадионе заполнить. Всего-то две с небольшим тысячи человек. Пригородная электричка в выходной день больше дачников за раз перевозит, чем людей в полку.

Сначала идем кто во что горазд, но появляется всадник, что-то говорит порутчику, тот пару слов капралам — и батальонные колонны неуловимо меняются, приобретают какой-то более упорядоченный вид. Потом еще словечко, и еще, и вот уже к месту лагеря подходит не толпа чумазых оборванцев, а вполне приличная полковая колонна. Хотя, в отличие от стадиона, у нас на руках нет билетов и мы понятия не имеем, куда идем. Правда, мы выгодно отличаемся от обычных зрителей со стадиона тем, что каждый из нас много часов занимался строевыми экзерциями. И если стюарда болельщики могут и проигнорировать, то к словам капрала солдаты относятся с большим вниманием. Муштра — она все-таки не просто так придумана. Да и шпицрутен — неприятная шутка, что уж там.

Полевой лагерь дивизии был оборудован между Ригой и той самой мызой Югла, на которой мы с ребятами уже были. Вроде бы обычное заросшее травой поле, а на раскисшей дороге стоит группа всадников. Дивизионный генерал-квартирмейстер и полковые квартирмейстеры — его подчиненные. Все с большими кожаными планшетками, какими-то бумагами и сворой посыльных. Тут словечко, там словечко, несколько энергичных движений карандашом по бумаге, сорвавшийся в галоп всадник-посыльный — и вот на поляне как по мановению волшебной палочки появляются ровные ряды повозок, организованно разбиваются палатки, будто из ниоткуда на другой стороне дороги формируется загон из жердей, куда возничие уводят распряженную тягловую скотину. И вроде бы сам по себе, из ниоткуда возникает военный городок, чем-то похожий на те римские палаточные лагеря, что я видел на картинках в учебниках истории.

И только посыльные летают по раскисшей дороге туда-сюда. Да и у нашей марширующей колонны вдруг появились все те офицеры, что были записаны по штату. И каждый из них знал, что делать, куда вести свою роту, где размещать повозки, откуда брать дрова и воду. А кто не знал — тот доставал из сумки шпаргалку и подглядывал. А если вдруг и в шпаргалке ничего не понятно — тут же возникал посыльный от квартирмейстера с подсказкой.

Чудеса, да и только. Похоже, я был несправедлив, когда считал, что местные офицерики только пьянствовать в Риге горазды. Утрамбовать несколько километров солдатско-тележной массы в компактный палаточно-жердевой квадратик у них получилось достаточно быстро и без каких-либо заметных накладок.

Полковые лагеря располагались веером на равном удалении от большого поля близ озера Югла. Квартирмейстеры старались выдерживать примерно полверсты между лагерями и версту до мызы. Наша рота была отряжена в посты по периметру лагеря и в патрулирование своего участка дороги. Со строгим наказом — не позволять разбредаться личному составу. Полковник Макшеев собственной персоной присутствовал в лагере, раздавая последние указания офицерам перед завтрашним смотром. А те уже, соответственно, доведут порядок выдвижения до капралов ближе к ночи. А пока же капралы с деревянным аргументом в руках смотрят, как солдаты приводят мундиры в порядок после марша. Подшивают, поправляют, чистят ружья и бесчисленные пуговицы, подпудривают и укладывают парики…

Рижская дивизия генерала Лопухина — это оказалась очень даже крупная группа войск. Целых девять полков пехоты: Второй гренадерский, Санкт-Петербургский, Второй Московский, Киевский, Выборгский, Казанский, Нарвский, Ростовский и наш Кексгольмский полки. Еще к дивизии были приданы один гусарский, два кирасирских, два драгунских полка и несколько тысяч донских казаков, но вся кавалерия ушла еще две недели назад под Чернигов. При дивизии остался только один драгунский полк, Тобольский. С этими драгунами мы уже были знакомы. Сашка всей роте растрезвонил, как он лихо накостылял дюжине тобольцев при незначительной нашей помощи. И что удивительно, некоторые ему даже поверили. Ну-ну. Ох, довыпендривается он когда-нибудь…

Вскоре после заката прошел рундом ундер-офицер Фомин и сменил караульных. На посты заступило капральство Смирнова, уже нарядное, опрятное и со сверкающими в лунном свете пуговицами. А мы пошли быстренько ужинать, приводить себя в порядок и слушать наказ Ефима про то, что и как будем делать завтра на смотре. Причем все надо сделать быстро, потому что в четыре часа утра мы снова в караул. То есть на приведение себя в парадный вид и сон у нас чуть меньше шести часов.

За те два дня, что мы толкали полковые телеги десять верст от деревни до Риги, усталость накопилась изрядная. Хотелось спать и есть. Но кроме того, был и какой-то мандраж. Как-никак, завтра мой первый парад. И выглядеть на нем я должен молодцом. А это значит что? Ага, правильно, Жора. Доставай шило, готовь пальцы.

Глава 17

В шесть утра еще темно. Только-только наступили утренние сумерки, а Ефим уже рассылает ребят будить денщиков господ-офицеров по разным уголкам нашего палаточного лагеря. Семен Петрович с другими старыми солдатами разводит костры, а мы, молодые, вышагиваем по периметру, создавая бравый вид. Ну и, конечно, бдим на всякий случай. Скученность народа большая, всякие происшествия нужно гасить в зародыше. И если в плане драк и конфликтов особых проблем не случалось — у бойцов нет ни сил, ни свободного времени на глупости — то вот конфликты из-за отхожих мест уже бывали. Все-таки без малого две тысячи взрослых мужиков собрались на достаточно тесном пространстве. И некоторым, которые ленились слишком далеко отходить «до ветра», приходилось давать дополнительную мотивацию. Ну, в общем-то и все. Ничего более полезного нашим караулам за ночь делать не пришлось.

День сегодня предстоит трудный. Верно говорит солдатская присказка, что смотры и парады для солдата будто свадьба для лошади. Голова в цветах, а… хм… вспотеешь, короче. Нашей же роте, назначенной считаться лучшей ротой всего Кексгольмского полка, предстоит весь день провести в караулах и патрулях. Сначала одна часть роты охраняет лагерь, другая же выстраивается цепочкой до самой поляны смотра, чтобы исполнять обязанности регулировщиков. Подсказывать выдвигающимся ротам полка