Мама рассказала о сборе фантиков на работе, папа рассказал об этом на работе, Светкины родители тоже… Даже Светкин брат в своем институте рассказал, и студенты обещали, что за ними дело не станет. Правда, Светка говорила, что у этих студентов обычно нет денег, так что рассчитывать особо не на что. Мне казалось, еще немного, и о нас узнает весь город.

Несколько раз мне приходили письма до востребования с ответными поздравлениями.

У нас всегда было много работы. Мы с радостью делали ее и мечтали о настоящем волшебстве. Чтобы не мы сами его делали, а кто-то делал для нас… А потом вспоминали, сколько волшебства вокруг, и радостно улыбались. Потому что за окном почти каждый день шел и не таял волшебный снег, а Булька научился писать стихи… Они у него получались простыми и неказистыми. Он писал о том, что видел. Вот одно:

За окошком люди,

А я снеговик.

Люди, люди, люди,

Я ведь снеговик.

Булька читал стихотворения неслышно, но выразительно. Мы со Светкой сдерживали смех и хвалили Бульку. Про это стихотворение Светка спросила, как это у него люди за окошком, если мы на девятом этаже, летают они, что ли? Но Булька обиженно промолчал, а потом выдал двустишие:

Если тебя зовут Света,

Ты не дождешься ответа.

Нас это вполне устроило. Вообще-то, Булька читал стихи редко – только если попросить. Нам со Светкой очень понравилось двустишие о тяжелой снеговичьей судьбе:

Снежный ком, нарастай.

А потом – не растай.

Что и говорить, поэтом он был начинающим, но любил повторять, что «а вот моим бульчатам нравится». Конечно, куда им деваться, бульчатам-то? Наверное, они целые дни напролет слушали Булькино творчество, а нам он выдавал только «шедевры».

Дни были бесконечными и насыщенными, они продолжали сниться ночью, а Новый год был так близко, что уже становились слышны его шаги. Все вертелось заснеженной метелью, пела в моей голове дурацкая новогодняя песенка, пока я в очередной раз не пришла на почту.

Наверное, надо рассказать, как этот день начался. Он не был особенным. Наоборот – он был обычным, потому я и хочу рассказать о нем. Проснувшись, я случайно пнула ногой Светку: вечером мы засиделись допоздна, и она осталась у меня ночевать. Пробралась через заросли из свисающих снежинок к письменному столу, полюбовалась новыми конвертами – моими и Светкиными. Взглянула на окно, где Булька проводил зарядку для своих многочисленных малюток. Бульчата ленились и смотрели в окно.

Светка спала, хоть бы хны. Она вообще здорово спит и плохо просыпается. Папа в коридоре сонно тер глаза и продирался через джунгли из снежинок. Протянул мне двух бульчат. Одного кубического, другого обыкновенного, но украшенного кондитерскими разноцветными шариками.

– Приходили еще полчаса назад, – зевнул он. – Отдали. Ушли в детский сад. Обещали еще, – папа снова зевнул.

– Угу, – кивнула я и отнесла бульчат к их стае.

Натянула футболку с надписью Mika – это мы со Светкой разрисовывали специальными красками белые футболки – и включила погромче музыку. Светка недовольно накрыла ухо подушкой.

– Просыпайся! – крикнула я. – Иди домой!

Это я так кричала, потому что она просила разбудить ее и отправить домой.

На улице мы пошли в разные стороны. Я – на почту, Светка – на остановку.

– Мика! – крикнули мне. – Вы сегодня вечером придете?

Ко мне подбежал мальчишка в пестром комбинезоне, Максим.

– Придете? – повторил он. – Мы уже все собрались и сейчас будем строить большую горку. Видела, сколько снега нападало?

Я кивнула.

– Если придете, мы бульчат принесем и фантики. Еще мы собираемся развешивать новые гирлянды.

– Придем, – пообещали мы.

Я шла знакомой тропой на почту. Теперь могла идти туда даже с закрытыми глазами. Особенно меня радовали ответные открытки. Один раз я получила письмо от девчонки моего возраста. Оно было большим и подробным. Мы со Светкой вместе сочиняли ответ.

Стремительно ворвалась на почту, стряхнув с шапки искрящийся снег. Собралась лететь к очереди… и застыла. Так и стояла, продолжая стряхивать снег с шапки.

Недалеко от входа на почту стоял мальчишка примерно моего возраста. Наверное, его следовало бы называть не мальчишкой, а парнем, но очень уж он был мальчуковым, что ли. И называть его парнем у меня язык не поворачивался. На голове у него красовалась красная новогодняя шапка. Он смотрел на меня смело и весело. Мимолетно улыбнулся, как будто намекал мне на что-то. Я тоже улыбнулась несмело. И тогда он заулыбался вовсю. Снял шапку.

Мы стояли напротив друг друга и улыбались. Я знала, что он стоит здесь, на почте, именно для меня. А он понял, что я его узнала. Хотя до этого мы никогда не виделись…

Он был удивительным. И, пожалуй, его очень сложно описать. Потому что в описании ничего удивительного не будет. Как доказать, что черные густые волосы, закрывающие уши, лохматая прическа – это здорово? Как объяснить, что неровные зубы придавали ему обаятельности, а его улыбка была такой светлой, что только и хотелось улыбаться в ответ? Кто поймет правильно, что он был круглым… не толстым, даже худеньким, но круглым – по настроению? Я думала одно: мальчишки такими не бывают. Это не по-настоящему. Но он был, и он был здесь.

Меня нашли. Обнаружили. Вычислили.

И от этого мне было хорошо.

Мальчишка стоял, распахнув куртку, а под курткой была надета футболка, на которой оказалось написано «Привет!».

… Наверное, прошла вечность – а мы все так же стояли на почте и смотрели друг на друга. И боялись что-то сказать, как будто все разрушится.

Но мальчишке крикнула Нина Михайловна, женщина с почты:

– Дождался? Я же говорила, что она придет! Привет, Мика!

Я, улыбнувшись, кивнула ей. А мальчишка повернулся в ее сторону и, улыбнувшись, сказал:

– Дождался! Вы были правы – она на самом деле не старуха!

Я нахмурилась. Но мальчишка снова улыбнулся, и на эту улыбку нельзя было не ответить. Я подошла ближе, а он взял меня за руки. Мы держались за руки какое-то мгновение. Я вздрогнула, у меня перехватило дыхание. Руки у него были теплыми и… настоящими, что ли. Наверное, мне не верилось, что он реальный. Честно говоря, я не была готова к сегодняшнему утру. Мне хотелось сказать, что все это слишком внезапно, что я не ожидала, я не готова, что это слишком много для меня.

Но посмотрела еще раз на надпись на его футболке и сказала:

– Привет.

И он улыбнулся и повторил:

– Привет.

Я так разволновалась, что сказала «Привет» еще раз. Мальчишка наклонил голову вбок и заулыбался еще шире.

– Ты любишь это слово, – сказал он.

Я замотала головой: