Бес отбросил в сторону начальника храмовой стражи и завертел мечами. Крик, кровь, лязг металла. Все ответные удары отбить не удавалось, и несколько мечей достали Беса. Раны затянулись почти мгновенно.

Завизжали женщины. Краем глаза Бес заметил, как телохранитель пытается вытащить царственного мальчишку из зала, но тот вырывался, размахивая парадным мечом.

Бродяга остался стоять на месте, когда Бес бросился в бой. То, что смерть ему не угрожала, еще не было поводом делать глупости. Бес крутился как безумный, со стороны казалось, что у него несколько рук. Шесть или восемь. И в каждой – по мечу.

Бродяга качнулся в сторону, к стене. Люди оттуда метнулись на середину зала, к Бесу. На защиту Светлого повелителя. «Редкая преданность», – подумал Бес. Подумал и пригнулся. В стену над ним ударилось копье. До стола – десять шагов. Бросок. Бродяга прокрутил секиру и ударил плашмя, сбоку. Удар отшвырнул телохранителя к стене. Еще удар. Стол. Бродяга зацепил ногой его край и швырнул стол в толпу. Крик боли и ярости.

Три телохранителя попытались остановить Бродягу уже перед самым Повелителем. Три телохранителя – три удара секиры. Взмах парадного, украшенного драгоценными камнями, меча. Свет ламп отразился в красных, зеленых, белых кристаллах. Зайчики пробежали по лицу и рукам Светлого повелителя. Бродяга вырвал меч из рук мальчишки, обхватил его за плечи и приставил меч к его горлу:

– Всем стоять!

Голос перекрыл рев сражения. Все оглянулись на крик.И замерли.

– Бросьте оружие, – сказал Бродяга.

– Не слушайте его! – срывающимся голосом закричал Светлый повелитель. – Не слушайте!

– Я ничего ему не сделаю, – сказал Бродяга. На втором ярусе зала звонко щелкнули тетивы.

Десять лучников дворцовой охраны наконец смогли прицелиться и выстрелить. Три стрелы воткнулись в стену за спиной Бродяги. Остальные он отбил мечом Повелителя.

– Прекратите, – сказал Бродяга. – Мы не хотим его убивать.

Щелк. Щелк. Щелк. Лучники торопливо опорожняли колчаны. Никто, кроме главного телохранителя и самого Светлого повелителя, не мог приказать им бросить оружие.

Главный же телохранитель был мертв и лежал у стены. А Светлый повелитель требовал.

– Под угрозой проклятья! – Вид у начальника храмовой стражи был довольно помятый, левая половина лица покраснела и грозила превратиться в огромный синяк. Но лысину, необъятный размах ушей и знак храмовой стражи спутать было нельзя ни с чем. И ни с кем.

– Стреляйте! – кричал Светлый повелитель, пытаясь вырваться. – Стреляйте.

– Главного телохранителя ко мне, – приказал Страж.

Пауза.

– Понятно, – сказал Страж. – Начальника дворцовой охраны.

Начальника дворцовой охраны обнаружили живым, но без сознания.

– Начальник дежурной полусотни? – Страж потрогал рукой щеку и зашипел от боли.

– Да.

– Ну хоть кто-то, – пробормотал Страж. – Сходи к главным воротам и прикажи пропустить сюда моих людей. Быстро.

Охранник оглянулся на Светлого повелителя, который плакал от бессильной ярости. Выбежал из зала.

Бес обнаружил уцелевший кувшин, отхлебнул прямо из горлышка. Подошел к опрокинутому столу.

– Вы хоть раненых-то перевяжите, – сказал Бес, – пока мы с Повелителем пообщаемся.

– И пусть никто не пытается выйти из дворца, – сказал Страж, продолжая ощупывать лицо. – Мои люди имеют приказ убивать любого. Оставайтесь на местах и предупредите всех остальных. Особенно на женской половине. Все самое страшное уже закончилось. Больше никого убивать не будут. Я надеюсь, – тихо добавил Страж.

– Пройдемте в ваши покои, – вежливо сказал Бес, не выпуская из рук кувшин. – Нам нужно побеседовать. Если вы не возражаете.

Бродяга разжал свои объятия и отступил в сторону. Протянул мальчишке его меч.

– Пойдемте, – сказал Светлый повелитель все еще чуть дрожащим голосом. – Пойдемте.

Послышались крики команд, топот и лязг оружия. В зал вбегал ударный отряд храмовой стражи.

Светлый повелитель пошел вперед, за ним двинулся Бродяга. Страж подошел к Бесу. Тот улыбнулся.

– По роже-то было зачем? – спросил начальник храмовой стражи.

– Тебя бы зарубили, а уговаривать было некогда. Извини.

Начальник стражи сунул палец в рот, потрогал качающийся зуб.

– Надеюсь, что оно того стоит, – сказал Страж.

– Стоит, – уверенно сказал Бес. – Ты, кстати, пытать умеешь?

Начальник храмовой стражи молча вошел в личные покои Светлого повелителя. И молча остановился у дверей. Повелитель сидел на своем привычном месте, под балдахином, Бродяга стоял возле единственного окна. Вошел Бес.

– Нам придется поговорить, – сказал Бес.

– Я не буду с вами разговаривать, – отрезал Повелитель. – Силой меня невозможно принудить…

Бес, не говоря ни слова, подошел к мальчишке, поставив по дороге кувшин на стол. Мальчишка гордо вскинул голову. Прозвенела пощечина. Мальчишка вскрикнул и попытался вскочить. Вторая пощечина швырнула его на пол.

– Ты смелый мальчик, – сказал Бес и новой оплеухой отправил Светлого повелителя обратно на ковер. – Ты даже готов умереть, с гордо поднятой головой. Да?

Пощечина.

– Но тебя, как я понимаю, в детстве не били, милый мальчик. Лежать!

Светлый повелитель снова упрямо пытался встать, и каждый раз очередная пощечина швыряла его назад.

– Это не больно, – сказал Бес, – это унизительно. И унизительно это именно своей бессмысленностью. Ты ведь даже не знаешь, что я хочу спросить.

За время этой фразы мальчишка трижды пытался встать. И трижды опрокидывался на ковер.

Начальник храмовой стражи отвернулся. Бродяга бесстрастно смотрел на то, как упрямый мальчик не может усмирить свою гордость.

– Стоп, – сказал Бес. – Можешь сесть на свое место.

Повелитель остался лежать.

– Делай, как знаешь, – засмеялся Бес. – Только выслушай.

Мальчишка отвернулся.

– Понимаешь, – сказал Бес, – сейчас не зима. Зимой ночи длиннее, чем сейчас, и я мог бы позволить себе чуть более длительные уговоры. Но сейчас – прости. Мне нужно будет торопиться.

Бес сел на пол рядом с мальчишкой.

– Тебе хочется спасти город, – сказал Бес. – И ты ничего не можешь поделать с этим проклятым пророчеством. Ты честно ждал, надеясь на чудо. В прошлом году обряд удалось провести. Но в этом… Тебе сказали, что новой позиции нет, что храмовые школы и сами жрецы не могут найти решения. И самое страшное, что это правда. Правда. Правда еще и то, что другого выхода нет. Город обречен.