class="p1">Меня немного коробит от звука проехавшихся по полу ножек, но сдерживаюсь. Стараюсь снова расслабиться. Делаю новый глоток…

Влад смотрит в дальнее окно. Я — просто блуждаю по комнате. Паузы в разговоре заполняет музыка.

— Охуенно так жить, конечно, Юлька. Я в лепешку расшибусь, но…

Влад обещает мне очень серьезно. Я выталкиваю из себя улыбку и кивок.

Верю ли? Нет. Но хочу подбодрить.

— Нас с тобой как учили? Тише едешь — дальше будешь. А здесь я увидел, что нихуя. Будешь всем дорогу уступать — окажешься последним. Нужно быть наглым. Нужно локтями. Кулаками.

— Владь… — Я не согласна. И разговор мне не нравится. Я перебиваю, брат смотрит на меня хмуро.

Снова молчим. Он осушает бокал быстро. Остаток вина щедро доливает мне. На сей раз с горлышка бутылки последнюю каплю уже слизывает и ставит на пол.

Возвращается взглядом к моему лицу. Излишек внимания не добавляет комфорта. Увожу глаза в сторону. Поправляю волосы…

— Скажи мне честно, Юль… Откуда у тебя ключи от этой хаты?

Кажется, что стук моего сердца звучит громче музыки. Молчу. Надо собраться. Решиться надо…

— У тебя правда, что ли… Мужик из богатых?

Предположение сразу и возмущает и дарит облегчение. На этот вопрос я могу ответить честно.

— Нет, — стреляю в брата взглядом. — Нет, конечно, Владь. Нет!

Из-за волнения и выпитого алкоголя жар выстреливает в щеки алым.

Я всю неделю мучилась, не могла решить: поделиться с ним или не стоит. Меня и сейчас качает, но… Моя вера в Тарнавского гаснет неумолимо. Я не знаю, зачем ее сохранять. Но жизненно необходимым кажется себе же напомнить, что он… Хороший. Хочу прочитать это в глазах человека, который в прямом смысле обязан ему своей благополучной жизнью.

— Я попала в сложную историю, Владь…

Брат хмурится. Снимает ноги с кресла и упирает локти в стол. Подается вперед.

Я знаю, что он не в силах защитить меня ни от Тарнавского, ни от Смолина, максимум — утащить обратно в наше семейное гнездо, но его серьезность все равно трогает. И бодрит.

— Ничего ужасного. Точнее ужасно, но… — Беру паузу. Продумываю, как бы сказать… — Только поклянись, что это между нами, Владь. Ни родителям. Ни Ане своей.

Укоризненное:

— Юль, — работает лучше любой клятвы. Он прав. Нас даже просить друг друга о таком не нужно. Клятва работает по умолчанию. — Говори.

— Я не сама устроилась к судье, как ты сказала своей девушке. Все немного сложнее.

Влад хмурится все сильнее и сильнее.

— Я с ним не сплю. Я ни с кем не сплю. И эта квартира… Она не моя, конечно. Ее купил моей подруге отец. Ключи дал он. Я могу здесь жить. Но есть… Условие…

— Какое? — Хриплый голос брата доказывает, что успокоить я пока не смогла.

Сглатываю ком в горле. Нервно глажу ткань юбки. Настраиваюсь почти что на прыжок с парашютом.

— Я не просто к судье устроилась, Владь. Я… К Тарнавскому. Помнишь Тарнавского? — Он дергает головой из стороны в сторону. Я как будто разбиваюсь о первую из скал. Отбрасывает. Лечу дальше. — Когда с тобой случилось… Когда тебя обвинили в изнасиловании… Тебе дали государственного защитника. Помнишь?

Брат коротко кивает. Смотрит на меня неотрывно.

— Это был Вячеслав Тарнавский. Но он давно ушел из адвокатуры. Стал судьей. Преподавал у меня в университете. Я его… Хорошо помню…

— И что, Юль? — в голосе Влада проскальзывает явное раздражение. Чиркаюсь о вторую скалу. Тоже больно, но меньше.

— Он искал помощницу. Предложил мне… — Пульс взводится. Я знаю, зачем делюсь. Хочу поддержки. Мотивации. Сил хочу. Делаю вдох-выдох. Фокусируюсь взглядом на лице Влада. — Но у него есть враги. Один из них — владелец этой квартиры. Он предложил мне… Да даже не предложил, мне выбора не оставили… Я должна следить за Тарнавским и передавать информацию нужным людям… За это мне — деньги. Квартира. Потом обещают работу…

— И ты что? — Вопрос бесцветным голосом отзывается дрожью. Я не понимаю: это осуждение или нет?

— Я не могу, Владь. Я ничего не передаю. Но и ему сказать правду не могу. Он уже не поверит. Мне кажется, я в западне. Что делать — не знаю. Я жить не смогу, зная, что получила счастливый билет за счет чужого горя. Я не говорю, что он святой, но нельзя так…

Музыкальный трек заканчивается. В комнате на несколько секунд повисает полная тишина. Я жду какой-то реакции, а Влад смотрит на меня и молчит.

— Он тебя спас. Я не могу так с человеком, который нас всех тогда спас…

Складка между бровей Влада медленно расслабляется. К своему удивлению, я вижу, что брат ухмыляется.

Откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и чуть склоняет голову.

— Ты прикалываешься, Юль? — Вопрос Влада заставляет опешить. Я хлопаю глазами и не знаю, что сказать. Очевидно, нет. Я душу изливаю. Хочу услышать, что права. Что умница. Что он гордится. И что он поступил бы так же.

А Влад шумно выдыхает и качает головой. Вдруг чувствую себя… Дурой.

Брат встает и, продолжая покачивать, делает несколько шагов в центр комнаты. Разворачивается.

— Ты себе такого придумала, Юль. Такого, блять, придумала… Кто тебе сказал, что он меня спас? — Молчу. Влад снова ухмыляется. — Ты малая была. Не помнишь ни черта. А я помню…

Мое тело каменеет. Душа морщится. Ей кажется, так будет менее больно. Но я сомневаюсь. По курсу падения — еще один пик. Чувствую, что этот прошьет насквозь.

— В смысле? — Спрашиваю хрипло. Дарю Владу плюс один повод усмехнуться.

— Меня любой вытащил бы, Юль. Просто любой. Тарнавский нихуя особенного не сделал. Там дело было плевое. Всем же понятно, что я не виноват. Он меня взял не потому, что хороший, честный, благородный, а потому что увидел, что на нас можно легкие бабки поднять. Ты знаешь, сколько это матери стоило?

Сердце ухает в пятки. Нет. Я не знаю.

Влад улыбается шире. Это не потому, что ему смешно. Я чувствую горечь. В нем. В себе. В воздухе.

— Он помог занести судье, Юля. Они все бабки, которые тогда были у матери, поделили на троих: прокурор, судья, Тарнавский твой. Считай, нашу с тобой квартиру на троих поделили. Не такую, конечно, но… Мать всю жизнь для нас копила, а отдала ему. Он — такой же пидар, как остальные. Или ты думаешь он сейчас на договорняках не сидит? Ты такая наивная, малая…

Влад качает головой. Не знает, что отнимает у меня последние крупинки надежды.

Мой взгляд соскакивает с его