Все прекрасное предвкушение, накопившееся за утро, проведенное на свежем воздухе, исчезло, и теперь он был раздражительным и сердитым. Едва ли это справедливо по отношению к Фионе. Он остановился, представляя, какой она была сегодня утром. Такая прекрасная, она не заслуживала его, такого нервного. По правде говоря, это он ее не заслуживал… Слишком милая, невинная и полная жизни. Она достойна кого-то лучшего, кто смотрел бы на мир сквозь розовые очки.

Надо бы ему сводить ее в хороший ресторан, угостить вином и накормить изысканным угощением, но его уже тошнило от подобных заведений. От вежливых бесед и аккуратных манер. По правде говоря, ужин с Юми в «Кикунои» прошел очень скучно. Еда была божественной, этого нельзя отрицать. Ресторан потрясающий. Но радости это совсем не принесло. Зрело и напыщенно. Идеальные манеры. А сегодня вечером ему хотелось бесшабашной изакайи: пива, закусок и громкой музыки. Чего-то непринужденного… На самом деле он не мог представить Фиону в шикарном ресторане. Он мысленно перебрал сведения, которые выяснил о ней за последние десять дней – оказалось, он многое узнал! Придя в такой ресторан, она почувствовала бы себя неловко и неуютно. Гейб заметил, как она иногда замыкалась в себе или стояла на одной ноге, рассеянно потирая одну ногу другой, и при этом выглядела потерянной и беззащитной. Или поднимала подбородок, когда пыталась храбриться – это случалось чаще всего. Вдруг он понял, что так много всего в ней подметил, будто составлял каталог ее многочисленных фотографий, которые ему удалось сделать втайне от нее.

Внезапно ему захотелось пойти и снова увидеть Фиону. Он улыбнулся своему отражению. Фиона… Господи, он выглядел таким придурком! Мысли о ней, казалось, чудесным образом развеяли его плохое настроение и превратили во влюбленного идиота. Он пристально посмотрел на себя и взял ключ-карту. Действительно, влюбленный идиот. У мужчин в его возрасте уже не кружилась голова от любви, хотя если бы он оказался на скамье подсудимых, то присяжные, вероятно, вынесли бы приговор: он идиот! Да и Харука частенько так его называла.

Он постучал в дверь номера Фионы, испытывая приятное предвкушение. Он с нетерпением ждал этого вечера с ней… Дверь открылась, и… О господи! Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Золотистые волосы волнами ниспадали ей на плечи, голубые глаза стали ярче, а розовые губы – выразительней. Она была великолепна: невинная, как божество, и сексуальная одновременно.

И как идиот (а Харука-то была права!), он только и мог, что уставиться на нее, будто язык проглотил.

– Ты в-выглядишь… – он сглотнул.

Она улыбнулась.

– Спасибо!

Гейб был искренне благодарен, что она просто закрыла дверь и пошла рядом с ним, потому что он чувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой на первом свидании.

К тому моменту, как они дошли до лифта, он немного пришел в себя. Нет, не пришел. Он всего-то и мог, что взять прядь ее золотистых волос, чувствуя их мягкость между пальцами и вдыхая аромат яблочного шампуня.

Он глубоко вздохнул и увидел, как она улыбается себе в зеркале, одновременно веселая и смущенная. Никаких сомнений: он явно выглядел полным идиотом. Гейб закатил глаза.

– Извини, мое обычное sang froid[12] меня покинуло. Мне приятно думать, что меня сложно поразить, но… ты великолепна. Мне нравятся твои распущенные волосы. Около номера у меня даже дух захватило.

Она рассмеялась.

– Я заметила… Сначала я подумала, что у тебя что-то болит.

Гейб застонал и хлопнул себя по лбу.

– Отлично, давай раздави мою самооценку! Ты не должна мне такое говорить!

– Прости. – Ее глаза озорно сверкнули, и ему захотелось ее поцеловать. С каких это пор его сердце стало заниматься юниорской акробатикой?

– Вот правильно, юная леди. Шутит она над теми, кто старше!

– Извини, старина.

– Не надо про старость, – прорычал он и потянул ее за волосы. Лифт остановился, и в него вошла японская пара средних лет. Чтобы освободить для них место, Гейб придвинулся ближе к Фионе, и его рука скользнула вверх по внутренней стороне ее запястья – он рядом. Почему-то Гейб постоянно хотел к ней прикасаться или быть как можно ближе, чтобы ощущать этот свежий яблочный аромат. «Вот что происходит, – сурово сказал он себе, – когда ты позволяешь менее разумным частям тела собой руководить».

Изакайя гудела, когда они пришли, но, к счастью, им удалось занять два места друг напротив друга в конце скамейки, на которой сидело много людей. Наконец-то он смог совладать с неприличными мыслями о том, чтобы снять с Фионы комбинезон, пуговицы которого были безумно соблазнительными, как и кусочек голубого кружева под ним.

– Мне здесь нравится, – сказала Фиона, делая глоток «Саппоро» – чтобы его купить, Гейбу пришлось пробиваться к бару. Оживленный ресторан был, безусловно, тем, что доктор прописал. – Нечто среднее между «Вагамамой» и лондонским пабом.

Гейб сделал большой глоток холодного пива. Он удовлетворенно вздохнул, и Фиона ему улыбнулась.

– Трудные переговоры? – спросила она.

Мгновение он пристально смотрел на нее, пораженный ее интуицией.

– Как ты догадалась?

– Ты хмурый. Сегодня днем, когда мы были на смотровой площадке у пагоды, ты казался намного спокойнее.

– Просто скучные разговоры по телефону с непросвещенными людьми, у которых нет художественного видения.

Она одарила его сочувствующей улыбкой.

– Думаю, раз они платят, то могут командовать…

– Да, но зачем платить за лучшее и не прислушиваться к советам? Ну, покупайте тогда обезьян, и получайте обезьян! Теперь все стали такими любителями командовать, бесит.

– По крайней мере, тебе платят, и у тебя есть работа. Надеюсь, что и я смогу получить какой-нибудь заказ после выставки, но это маловероятно. Меня же по-прежнему никто не будет знать…

– То есть ты хочешь сказать что-то вроде «Гейб, хватит ныть, что черная икра мелковата», а?

Фиона прикрыла рот рукой, и он рассмеялся, глядя на ее искаженное ужасом лицо.

– Я совсем не это имела в виду!

– Знаю, – сказал он, – я подтрунивал, но ты… – он покачал головой. – В чем-то ты права. Мне нужно по-другому взглянуть на ситуацию.

Она провела кончиком пальца по запотевшему стакану, сосредоточив все внимание на золотистой жидкости.

– У тебя есть восхитительная способность заставлять меня пересматривать взгляд на некоторые вещи. Ты заставила меня понять, каким дураком я иногда бываю.

– Я не специально, – сказала она, округлив глаза.

Он снова рассмеялся.

– Знаю, и это бодрит вдвойне!

– Ты постоянно произносишь такие фразы, – сказала она, нахмурившись и знакомо вздернув подбородок: – Освежает, глоток свежего воздуха… как будто я какая-то чудаковатая.

– Прости. Я не это имел в виду.