что простите их. Из-за хорошей жизни стали равнодушными.

Она протянула кружки Мёнгере и Пришу. Девушка выпила травяной настой, не ощущая вкуса.

– Так ничего нельзя сделать?! – вырвалось у неё.

Старуха распрямилась и тихо ответила:

– Почему же нельзя? Можно.

Она забрала у путников кружки и положила их в таз с водой.

– Если найдётся человек, пожелавший расстаться с самым дорогим, что у него есть. И если отыщется кто, готовый заплатить собственной жизнью.

Мёнгере вскочила:

– Я готова!

Приш попытался остановить её, но она не слушала:

– Что для этого надо?

Хозяйка дома пожала плечами:

– Сама думай, что у тебя самого ценного имеется. А насчёт жизни не нам решать, примет ли смерть выкуп.

Мёнгере погрузилась в мысли. Что же у неё ценного? Из дорогих вещей ничего не осталось, одежда – и та не её. Что может послужить жертвой? Она вглядывалась в лицо Глеба, точно он мог дать подсказку. Гладила лицо, смахнула чёлку со лба. Да, у неё есть то, что можно отдать, – волосы. Длинные, почти до самого пола, цвета потемневшего серебра. Глеб обожал касаться их.

Мёнгере попросила ножницы у старухи и медленно, прядь за прядью, срезала волосы под корень. Она укрыла ими Глеба, точно живым лунным светом, потом обняла его и прошептала в ухо:

– Я люблю тебя, живи, пожалуйста.

И зарыдала, забилась всем телом, и слёзы её были горячими. Они могли оживить любого, но Глеб не шелохнулся. Она осыпала его поцелуями, но губы его не дрогнули. И тогда Мёнгере уснула. Задремал и Приш, захрапела старуха, усыплённая действием отвара. Никто из них не видел мрачных теней, заскользивших по дому.

Ровно в полночь в избу вошла высокая фигура, с ног до головы укутанная в чёрный плащ. На её шее болталась цепочка с подвешенными к ней ключами: большими и малыми, золотыми и железными, простыми и затейливыми. В руках она держала букет подснежников и букет осенних хризантем. Один для жизни, второй – для смерти. Она пробыла в доме совсем недолго, но, когда вышла, букетов в руке не было.

Глава 45. Яблоневая долина

Приш проснулся первым. Он зевнул, потянулся и едва не свалился со стула, на котором сидел. Вчера сам не заметил, как задремал. Похоже, старуха подмешала что-то в питьё. Как там остальные? И тут он вспомнил и вскочил: что с Поэтом и Красавицей? Он обернулся. Мёнгере всё так же полусидела возле Глеба. Её голова по коилась на его груди, а та поднималась и опускалась: Поэт дышал.

Приш не поверил собственным глазам, он был уверен, что старуха болтает глупости и Глеба не спасти. А тот вновь стал прежним, изморозь отступила. Приш подбежал к друзьям и растолкал их. Было весело наблюдать, как они обмениваются неверящими взглядами, которые сменяются на радостные. Глеб растерялся, когда понял, что Мёнгере состригла все волосы, несколько раз провёл рукой по её голове. А потом они бросились обниматься. Друзья живы и здоровы, а это главное! Теперь надо поблагодарить хозяйку дома. Путники отправились в соседнюю комнату.

Старуха умерла. Она лежала на огромной кровати, слишком маленькая для неё. Постель была не разобрана, стопку подушек украшала кружевная накидка. Руки старухи были скрещены, в них кто-то положил букет хризантем.

– Она отдала свою жизнь, – прошептала Мёнгере.

Глеб зачем-то полез в карман и вытащил оттуда подснежник. Сжал его и убрал обратно.

– Я даже не спросила её имени.

Больше никто не проронил ни слова.

Приш с Глебом отправились в сарай за лопатами. Они вырыли за домом яму. Приш копал и не хотел ни о чём думать, но мысли лезли непрошенными гостями. Старуха предложила свою жизнь или смерть сделала самостоятельный выбор? Не спросить. Но наверняка пожилая женщина знала, на что идёт. И от этого мурашки по коже.

Мёнгере в это время обмыла тело и переодела в чистую одежду. Затем они завернули хозяйку дома в покрывало и положили в могилу. Навряд ли кто из деревенских навещал старую женщину, поэтому путники не могли оставить её без похорон – она умерла вместо одного из них. Это их долг. Даже если из-за этого друзья опоздают к радуге.

Каждый бросил по горсти земли, после чего Глеб и Приш засыпали могилу. Мёнгере украсила холмик цветами и поблагодарила:

– Спите спокойно, я буду молиться за вас.

С тяжёлыми сердцами покинули они дом. Приш вновь ощущал собственную беспомощность – ничего нельзя изменить. Ну почему он не волшебник? Но говорят, что и колдуны не всё могут. А жаль.

Они шли бездумно, никто даже не проверил направление по стеклышкам. Хотелось побыстрее уйти от этого места. Плохо, что от собственной памяти не сбежать. Все люди и существа, встреченные на дороге, навсегда остались в сердце Приша. Светлый путь… Насмешка судьбы назвать эту дорогу светлой, когда столько утрат.

Незаметно потеплело. Приш скинул куртку и посмотрел по сторонам: такое ощущение, что сейчас лето. Вокруг зеленеет трава, а в ней синими бусинами разбросаны васильки. Виднеются одуванчики, маки, ромашки. И запах: медовый, так что рот наполняется слюной. Птицы поют на разные голоса: иволга, дрозд, синица, соловей. И тогда Приш осознал.

– Мы дошли! – заорал он во весь голос.

Мир покачнулся, и над путниками засияла радуга. Приш пытался пересчитать количество дуг и сбивался со счёта: ореховая, травяная, лазоревая, багряная… Пространство вокруг переливалось немыслимыми цветами. Пришу казалось, что он летит по воздуху. И настроение было под стать: искрящееся, как сидр. И тогда он вспомнил: если загадать желание, то сразу окажется дома. Только…

Приш зажмурил глаза, чтобы не растерять уверенность. Хранитель пути предупреждал, но у Приша есть право. И он им воспользуется.

– Я хочу, чтобы Харма жила и чтобы проклятия не было! – закричал он. – Это моё желание, крепкое и единственное.

* * *

Когда Глеба охватило сияние, он растерялся – слишком неожиданно всё произошло. Думали о радуге, шли к ней, а когда добрались – даже не сообразили сразу, что к чему. Друзья были где-то рядом, но до них не дотянуться. Глеб находился сейчас наедине с самим собой. И от него зависело многое.

Небо вспыхивало многоцветьем, словно полярное сияние. Глеб задрал голову вверх. Как же хотелось ощутить вкус стихов на губах, вновь взмыть в потоке вдохновения, но он сделал выбор.

– Хочу, чтобы Сребролесье возродилось. И чтобы Сигурл, его Хранитель, жил долго. Нечего умирать! И Хухэ пусть там понравится. Чтобы не жалел, что остался.

Он помолчал и добавил:

– Потому что должны быть такие волшебные места! Для всех: и для поэтов, и для сказочников. Это моё желание! И пусть только попробует не сбыться.

* * *

Мёнгере почти не грустила, она уже согласилась умереть вместо Глеба. А тут получится помочь многим. Главное, не растерять уверенность, потому что хочется просто уютный домик с мужем и детьми, а не раскалённую пустыню. Но она