Общая комната была в точности такой же, как он помнил: картотечные шкафы вдоль стен, в углу небольшой столик с бумагами. За столом сидел клерк Макхью — унылый мужчина среднего возраста — и переписывал какой-то документ.

Заметив Джеймса, он вскочил и разинул рот.

— Мистер Девлин! Ах, простите, я хотел сказать: ваша светлость! Я не ожидал вас сегодня.

— Все в порядке, Макхью. Я задержался в Хартфордшире и только что вернулся. Кто на месте?

— Все.

— Прекрасно. Мне необходимо с ними поговорить. Дело безотлагательное и очень важное.

Макхью выпрямился.

— Я немедленно всех позову.

Джеймс открыл дверь в свой личный кабинет и уже на пороге почувствовал такой привычный и успокаивающий запах книг.

Он часто думал, изменился ли кабинет за время его отсутствия, и с облегчением отметил, что почти все как прежде. Высокие шкафы с книгами и бюстами остались на месте, и только полка, книги с которой Джеймс забрал с собой в Хартфордшир, была пустой.

Зато его стол выглядел совсем по-другому. Джеймс всегда заваливал его бумагами, которые никогда не успевал убрать до конца дня, вызывая постоянное недовольство Макхью. Будучи барристером, он прекрасно ориентировался в беспорядке и всегда точно знал, под каким пресс-папье лежит нужное ему прошение, жалоба или письмо.

Теперь его стол не был покрыт стопками бумаг. Друзья разобрали документы вместе с его клиентами. Джеймс понимал, что это было необходимо. Клиентам требовались услуги барристера, а став герцогом, он больше не мог выступать в этом качестве.

Джеймс сел за стол и откинулся на спинку кресла. Мягкие пружины приветственно скрипнули. Он понял, что ему будет не хватать всего этого. Ему нравилась вечная спешка, требования жюри присяжных и злобных судей. Он искренне наслаждался расследованиями, горячими дискуссиями с другими барристерами, сознанием своей нужности. Ему нравилось помогать клиентам, обеспечивать им самое лучшее представительство. Но судьба решила по-своему, возложив на него иную ответственность. Он займет место в палате лордов: возможно, там удастся сделать что-то полезное — хотя его никогда не интересовала политика и запутанные, зачастую извращенные отношения, всегда ассоциирующиеся с политиками.

Дверь открылась, и в комнату вошли Брент, Энтони и Джек.

— Где ты был? — спросил Энтони.

— В меня стреляли, потом рана воспалилась и я едва не отдал концы от лихорадки. Белла выходила меня, да что там — спасла мне жизнь.

— Ты шутишь? — хором воскликнули Брент и Джек.

Джеймс встал.

— Белла в опасности, и мне нужна ваша помощь. Брат-близнец ее мужа, Руперт Синклер, разыскивает ее с дурными намерениями. Насколько мне известно, совсем недавно она была в меблированных комнатах в районе Портмен-сквер.

— Что ему нужно? — спросил Энтони.

— Роджер Синклер был изменником: продавал французам оружие и боеприпасы во время Наполеоновских войн. Руперт — его деловой партнер. Конторские книги, содержащие компромат на него, исчезли, и Руперт считает, что они у Беллы. Также существует подозрение, что Белла ответственна за безвременную кончину супруга, и Руперт хочет отомстить.

Энтони присвистнут.

— Мотивов хоть отбавляй.

— Руперт Синклер в ярости. Он не только напал на мальчика, работавшего в моей конюшне, но и выстрелил в меня, — сказал Джеймс.

— У меня есть два бывших клиента, знающих лондонский преступный мир, как никто другой, — сказал Джек. — Я немедленно свяжусь с ними.

Джек был лучшим барристером по уголовным делам в Олд-Бейли. Многие его клиенты являлись выходцами из трущоб, и большинство из них были обязаны Джеку тем, что избежали виселицы.

— Насколько я понимаю, Папазян в деле? — спросил Энтони.

Дождавшись утвердительного кивка Джеймса, он сказал:

— Я работаю и с другими сыщиками. Сегодня же переговорю с ними.

— Мы будем держать с тобой связь.

Джек и Энтони ушли.

Брент подошел к столику в углу, плеснул бренди в два стакана и протянул один Джеймсу.

— Выпей. Ты плохо выглядишь.

Джеймс осушил стакан одним глотком. Он понимал, что Брент, дни напролет проводивший за своим столом, составляя скучные патентные письма, не имел таких полезных контактов, как Энтони и Джек.

— Не беспокойся, Брент, — вздохнул он. — Я и не думаю, что ты знаешь криминальных типов, подобных тем, что держит на привязи Джек.

Брент нахмурился.

— Не говори чепухи. Мы всегда были друзьями. Лучше скажи: ты ее любишь?

Джеймс поставил стакан.

— Какая, к черту, разница!

Друзья всегда были близки, и любовные подвиги Джеймса до последнего времени не беспокоили Брента, который хранил целомудрие. Они с уважением относились друг к другу и не позволяли недоразумениям разрушить их дружбу. Но несколькими неделями раньше, когда Джеймс унаследовал титул, он заметил, что поведение Брента немного изменилось и их отношения стали натянутыми.

— Разница огромная, — вздохнул Брент. — Ты ведешь себя как влюбленный. Думал об этом?

Правда была в том, что Джеймс об этом думал. И не раз. Да, ему небезразлична Белла, он хотел, чтобы она оказалась в безопасности. Да, он ей обязан жизнью. Да, он желал ее, как никакую другую женщину. И это была не жгучая похоть, которую можно насытить, пару раз с ней переспав. В этом-то и была загвоздка. Разве не так? Эмоции, которые она в нем пробуждала, делали его неуправляемым. И это ему не нравилось. Он уже много раз пытался бороться с собой и неизменно терпел поражение.

Впервые в жизни он задумался о доме, о семье. И герцогские обязанности не имели ничего общего с этими желаниями. Но разве он может ее любить? Он же не способен на длительные привязанности и обязательства. Он всегда принимал любовь женщин с легким безразличием, поскольку очень рано понял одну простую истину: любовь — опасное оружие в руках тех, в кого влюблены.

Джеймс избегал обязательств не только в личной, но и в профессиональной жизни. Он был единственным барристером в конторе, который отказался специализироваться в какой-то одной области права. В отличие от Джека Хардинга, блестящего адвоката по уголовным делам, Энтони Стивенса, способного решить любую семейную проблему, и Брента Стоуна, занимавшегося патентным правом, Джеймс представлял клиентов в любых областях права.

Разнообразие. Свобода. Его это устраивало.

Бывшие любовницы его понимали — если не сначала, то со временем. Но Белла Синклер не могла быть любовницей. Это она дала ясно понять звонкой пощечиной в день ярмарки. А он понял это, когда оказался при смерти и метался в бреду. Ни одна любовница не станет проводить долгие часы у постели умирающего, стараясь вернуть его к жизни. Она немедленно сбежит и быстро найдет себе нового покровителя. Белла редкостная красавица и настоящая леди.