Пусть другие обо мне позаботятся. Мне пришлось пережить самое страшное из того, чем можно испытывать человека. Как же можно ожидать от меня слаженного функционирования?

Все эти мысли мне хорошо знакомы. Когда я ловлю свой мозг на том, что он заманивает меня в стремнину жалости к себе, я пытаюсь его тактично, но решительно перебить. Меня в этом поддерживает мой внутренний голос, мой духовный наставник, постоянно припадающий к источникам высшей мудрости, о которых ведает моя голова:

«Действительно ли ты желаешь отдаться чувству беспомощности? Желаешь ли ты себя вести так, словно у тебя нет иного выхода? Отдохни, не паникуй. Просто жди, пока силы вернутся».

А что, если действительно наступит один прекрасный день, когда я ничего больше не смогу? Синдром выгорания, депрессия, болезнь. Все может случиться.

Разумеется. И обязательно случится, если ты недостаточно о себе заботишься и подвергаешь себя чрезмерным перегрузкам. Тогда однажды в твоей жизни наступит вынужденная пауза. Ты будешь нуждаться в уходе. Будешь восстанавливаться. Но когда-нибудь ты снова окажешься перед необходимостью ответить на тот же вопрос: желаешь ли ты взять свою судьбу в свои руки? Жизнь не прекратит задавать тебе его. До тех пор, пока не услышит четкого и осмысленного «Да!». Понадобится — она будет задавать этот вопрос до конца твоих дней.

Вот я и прилагаю усилия к тому, чтобы принимать всерьез сигналы моего усталого тела. Осуществление переезда я поручаю транспортному агентству.

А что, если действительно наступить один прекрасный день, когда я ничего больше не смогу? Синдром выгорания, депрессия, болезнь. Все может случиться.

Сколько бы это ни стоило. Ведь именно в расчете на такие обстоятельства я и получила пожертвования. Не надо экономить там, где экономить глупо.

Мои родители, оба ангелы во плоти, самые надежные, самые неутомимые радетели о благополучии их дочери, освободили чердак своей дачи, чтобы приютить памятные для их ребенка вещи, с которыми он пока не готов расстаться.

Моя расписанная наперед жизнь тоже меня беспокоила. Слишком много обязательств. И подругам я обещала с ними встретиться. И работать я тоже хотела. И себя развивать. Один семинар мною уже оплачен.

«Сейчас — самое подходящее время. Ведь с переездом все утряслось».

Я просто мечтала, чтобы все вокруг почувствовали: на меня снова можно положиться. И больше всего я желала, чтобы мне самой можно было на себя положиться. Но, вероятно, чрезвычайному положению пора бы уже прекратиться?

«Тебе нужен покой. Это очевидно и слепому».

Голос Ульриха звучит строго. Он озабочен. Он снова вкладывает мне в руку телефонную трубку. Мое расписание освобождается с каждым звонком. Мое расписание разгружается с каждым звонком. После пятнадцати прозвонов у меня образовывается такое количество свободного времени, какого еще никогда в жизни не было.

«Два месяца безделья! Можно ли это себе позволить вполне здоровому человеку?»

«Да. Тебе можно. Тебе следует, ты должна это себе позволить. Иначе ты заболеешь, а недуг продлится гораздо дольше, чем два месяца».

Я высыпалась, гуляла, готовила, читала. Недели напролет. Я запрещала себе задумываться о том, что же меня потом ожидает. Мое тело начало приходить в себя. Мои щеки снова зарумянились. Я стала быстрее высыпаться. Я прибавила в весе.

Все замечательно? Вроде бы да. Но все же не совсем.

Моя душа умиротворилась. Мое тело укрепилось. Но голова! Моя голова решила меня удивить. Тем, что и она способна бастовать. Какой ужас. Я же всегда верила, что все выполнимо. Если только ты способен на позитивный настрой. Осмеливаешься познавать новое. Полагаешься на силу мысли.

А ну как меня подведет мой последний ресурс, на который я так рассчитывала — мой интеллект?

От: Барбары Пахль-Эберхарт

Отправлено: понедельник, 2 февраля, 2009

Тема: как я поживаю

Итак.

Мои мысли вялые и медленные. Они движутся точно в вате. То, как я думаю, противоречит думанию. Мои мысли растекаются, кружат вокруг да около. Нет, это вовсе не поэтическая метафора. Это вполне конкретное телесное ощущение.

Есть дни — такие, как сегодня, — когда я просыпаюсь и тут же чувствую, как пустеет мой мозг, словно мои мысли оттягиваются из него неким сильным магнитом, как они отклоняются, сбиваются с колеи. Я пытаюсь сохранять ясность мыслей или облекать их в разумные слова. Я прикладываю усилия, чтобы найти какой-нибудь островок и на нем закрепиться, в рассеянном, неуправляемом потоке своего мышления. Я пытаюсь обнаружить хоть какую-нибудь искру разума, которая бы грела и которую я могла бы признать своей.

Разум. Сообразительность. Остроумие.

Эти качества я прежде считала мне присущими по определению, и они всегда меня выручали. А теперь вместо них у меня в голове полная каша. Но ведь они не могли бесследно исчезнуть. Самое смешное, мне кажется, я могу их даже локализовать. У меня ощущение, что все эти способности, которых мне так не хватает, находятся непосредственно за моим лбом, спресованные в единственную крохотную точку. Это их убежище. Тот самый уголок, недосягаемый для каши. Там все отчетливо и светло. Я буквально вижу, как сияют эти, такие мною ценимые качества у меня во лбу. Как они подают мне сигналы карманным фонариком: мы здесь! Не бойся! Мы тебя не покинем!

Но есть одно «но»: доступ к этому заветному месту в моей голове в дни, подобные этому, воспрещен. И чем больше я прикладываю усилий, чтобы добыть заветную шкатулку моих ресурсов, тем более густой и тем более взякой становится каша, которая все забивает. И тем медленнее я продвигаюсь вперед. И тем сильнее оттягивает магнит любую разумную мысль из моей головы.

Встречаясь с людьми в подобные дни, я пытаюсь сохранить лицо, изображая неподдельный интерес к их речам. И питаю надежду, что искра из разума может перепрыгнуть и на меня. При этом я широко раскрываю глаза. На сияние своих глаз я могу по-прежнему положиться. Им пока передается кое-какое свечение от карманного фонарика моего мозга. И когда я не пытаюсь пространно говорить, большинству людей не приходит в голову, насколько же мне нечего сказать.

Находясь в одиночестве, я капитулирую перед этой великой кашей. Выбрасываю белый флаг и стараюсь понять то, что желает мне внушить это варево. «СПИСПИСПИСПАТЬ!» — наплывают на мое сознание вязкие и слюнявые фразы.

Если бы это было так просто! Спать светлым днем в компании притаившихся за моим лбом подпольщиков, которые посылают мне тексты азбукой Морзе карманным фонариком.

Компромисс: не тревожиться. Примириться с тем, что я сегодня ни на что, абсолютно ни на что не способна. С тем, что Барбара, с которой я хорошо знакома, не в состоянии сегодня играть в свою любимую игру, которая называется «жизнь». По крайней мере не способна играть по тем правилам, которые ей хорошо известны и которым она с удовольствием следует. Будем считать, что она вытащила ненавистную ей карту: «пропустить ход», в то время как другие получают удовольствие. И даже более того: ей просто пришлось — и на неопределенное время — взять на себя роль некоего человекообразного существа, которое схоже с ней внешне. Но она не желает, ни при каких обстоятельствах, чтобы ее за это существо принимали!