За воротами никому не скажу, что какие-то призраки признали меня легитимным наследником рода Валленштейнов, иначе и камни поднимут на смех. Сами-то разве легитимные эти дымки? Призраки и есть призраки. Для нас даже Карл Маркс не авторитет, его признание ничего не значит, а ведь когда-то его именем клялись сверхдержавы! Так что и эти древние герцоги когда-то вершили судьбами мира, но теперь оторвались от реальности, сейчас строим феодализм с человеческим лицом, а у них была дикая эпоха первоначального накопления.

Я с тоской посмотрел на расстеленную кровать, перины одна другой нежнее, подушки – мечта лодыря, у изголовья прислонены ножны… кстати, надо вытащить меч да сунуть в ножны, а также одеться, пора, с другой стороны кровати поблескивает отполированным деревом лук. Вздохнул, сосредоточился… и получилось! В подставленных ладонях возникла чашка, что сразу обожгла пальцы.

Черная жидкость густая, как смола, одуряющий запах шибанул, как боевой конь обоими копытами, у меня захватило дух, я поспешно начал жадно хлебать мелкими глотками, ожегся, но в черепе стало проясняться. Не удержавшись, сотворил еще одну, еще гуще, выжрал с великою жадностью, внутри взыграло, сна ни в одном глазу… да его и не было, с такими-то roommates теперь вряд ли заснул бы, хорошо, что больше этой комнаты больше не увижу…

Пес посмотрел укоряющими глазами. Я сделал еще чашку, поежился от холода, хреновый из меня колдун, всего три чашки кофе, а как будто бревно из лесу принес, поднес к его морде.

– Горячий!

Пес, даже не принюхиваясь, начал лакать с такой жадностью, ничуть не обжигаясь, что чашка мигом опустела. Я изумленно покачал головой.

– Ну ты и кофеман… в смысле кофекан, или по-простому – кофепес. Больше пока не дам, а то аддикция появится.

Пес посмотрел с таким укором, что я, заранее поморщившись в ожидании волны лютого холода, сотворил еще одну, сунул ему к морде.

– Лакай, бессовестный!

Холоднее, однако, не стало, я повел плечами, отгоняя прежний озноб. Возможно, геммы, растворившиеся в моих суставах, а то и растекшиеся по всему телу, добавили устойчивость организму, возможно, я сам стал крепче, тоже версия, а то сейчас все начинаю приписывать геммам, это что-то сродни слепой религиозности, нехорошо для такого гуманиста и пофигиста, надо верить в себя, даже когда знаешь себе настоящую цену.

Одно непонятно: в самом ли деле они надавали мне столько, что вот-вот мешок прорвется, или все же дары призраков такие же призрачные? Правда, так и не понял, что означает половина даров, а вторую половину, можно сказать, забыл, но если прекогния – это то, что думаю, то совсем бы не помешало, не помешало. Да и этот, у которого мать исчезница… знать бы, что это такое, больно хвастался, что с его даром к чужим окнам и все такое… Правда, это умение где-то подвело, но он же дурак, а я умный, я не попадусь, даже если подсмотрю, как раздевается императрица… Да и нужно мне смотреть, как раздевается тетка с отвисшим выменем? Кто захаживал на пляжи нудистов, тот вуайеристом не станет.

Вообще-то к чему столько пафоса – ярл или эрл то же самое, что граф или конт. Когда-то над этим не задумывались, а все эти герцоги, дюки, графы, ярлы считались равными по значению, так как правили своими землями единолично, каждый на своей горке хозяин. Просто так уж получилось, что в той части континента, где правили герцоги или дюки, территории были чуть побольше, чем в той части, где правили графы или ярлы. Разница стала заметна только в эпоху, когда все усложнилось и были созданы меровингские королевства, только тогда стали считать, что герцог выше, чем граф, и вообще система иерархии начала принимать некую стройность или хотя бы логичность.

Так что, как я ни брыкался, меня все-таки увенчали графским титулом. В более древнем значении, так даже красивше… для любителей старины, но для меня, честно говоря, это все равно, пора двигать седлать коня.

В коридоре воин вскочил, стукнул в пол древком копья.

– Доброго утра, сэр Ричард! Что-то вы рано…

– Не спалось, – пробурчал я.

Он посоветовал по-свойски, как может подсказать даже прапорщик генералу, если речь идет о бабах:

– Вам стоит свистнуть, девки из горничной все прибегут! С ними раньше обеда из постели не выбраться…

– Увы, – вздохнул я, – уже не попробую этого меда. Дождь перестал.

– Уезжаете, – проговорил он понимающе, вздохнул. – Жаль, сэр Ричард. Многие будут скучать.

– Но кто-то обрадуется, – сказал я.

Ступеньки каменной лестницы отозвались дробным стуком, я сбежал бодро. Пес опередил, рывком распахнув двери. Двор преобразился: серые плиты, оказывается, вовсе не серые, а с цветными вкраплениями, вся площадь блистает вымытыми плитами, солнце пока только зажгло зубцы на башнях, здесь тень, но все матово блестит, сверкает, сияет…

Издали донесся гулкий протяжный медный звук. Я прислушался, ощущение такое, словно гонг звучит со всех сторон, умелый архитектор нацеретелил с разными трюками. Но вообще-то замок хорош, а я, несмотря на его громоздкость, уже легко разбираюсь в структуре. Во всяком случае, на завтрак не опоздаю.

Мы с Псом вошли в зал веселые, бодрые, подтянутые, женщины уже за столом шушукаются, переглядываются, я сказал зычно:

– Доброго утра всем, красивым и добрым!.. Вам тоже, леди Дженифер, доброе утро!

Она едва не зашипела, как кошка на раскаленной крыше, еще не успев уловить, в чем и как я ее уел, только по моей морде лица поняла, что еще как уел, просто клок нежной плоти вырвал хищными зубами и сейчас жру, нагло глядя невинными глазами и примериваясь, где вцепиться еще.

Леди Изабелла взглянула с вопросительной улыбкой.

– Вы такой свеженький, сэр Ричард!

– Дык погода, ваша светлость, – ответил я. – Выношу вам свою рыцарскую благодарность от меня и моего коня, который накормлен, начищен, даже напоен!

Она поинтересовалась:

– Значит, уезжаете?

– Конечно, – заверил я. – Сердце мое стремится к подвигам. Это я сам такой, что мне бы полежать и помечтать, что я обычно и делаю, но сердце рвется и стремится… И конь у меня такой. А перед собакой вообще стыдно долго на одном месте сидеть! Посмотрите в его глаза, как глянет, так сразу все грехи вспомнишь. Ну прямо папа римский Войтылла Второй.

Она слушает внимательно, везде ищет второй смысл, остальные помалкивают, еще не определились в отношении моего отбытия. Леди Дженифер выглядит бледнее обычного, под глазами не то чтобы темные круги, но что-то есть, будто всю ночь читала женские романы о куртуазной любви и куртуазных отношениях. Даниэлла тоже выглядит грустной, лишь Бабетта весела и жизнерадостна, на меня лишь бросила сожалеющий взгляд – типа, дурачок, что ж ты так и не отведал сладкого?

Герцогиня повернулась к мажордому.

– Можно подавать, Жан.