– Срочно привести ко мне весь экипаж бомбардировщика.

Спустя несколько минут Рассел Кремп, Джонни Питфайер, Пит Джассини, Лэсли Форд, Дик Биллинго и Бил Хармен сидели в мягких креслах напротив генерала Джойса в его роскошном кабинете. Перед каждым стоял стаканчик виски со льдом и лежали сигареты «Кэмел», самые популярные в американской армии. Сам генерал по своему обыкновению курил длинную и пухлую гавайскую сигару. Охраны в кабинете не было. Точнее, ее не было видно, а это совсем не означало, что ее не было на самом деле. Каждая, безобидная на первый взгляд, вещь в кабинете Джойса имела два, а то и три назначения. Спрятанные в стенах, мирно дремали крупнокалиберные пулеметы, готовые стрелять после неуловимого движения генерала. Главное здесь было – правильно встать или сесть. Неожиданные посетители кабинета вероятно что-то такое чувствовали, и поэтому им было слегка не по себе. Однако, генерал Джойс не стал их долго мучить неизвестностью.

– Джентельмены, – произнес генерал после недолгого молчанья, во время которого Хармен отхлебнул полстакана виски и закурил. – Я должен принести вам свои глубочайшие извинения за столь «радушный» прием. Мы провели тщательное расследование ваших показаний и убедились в том, что вы являетесь вполне добропорядочными гражданами Соединенных Штатов Америки, а не немецкими шпионами. Весь моральный ущерб будет вам компенсирован в денежном выражении.

У многих членов экипажа «Б-52» вырвался вздох облегчения. Кремп и Биллинго отпили по глотку виски. Питфайер закурил и затянулся. Джойс продолжал.

– Между тем, вы также являетесь кадровыми военными, летчиками ВВС. Теперь вы снова на службе, ребята, хотя у меня с трудом укладывается в голове, как могут служить еще не родившиеся люди. Ну, да ладно, забудем об этом.

– Простите, сэр, – спросил Рассел Кремп, – Но хотелось бы знать, как мы сюда попали и убедиться, что это не очередная фантасмагорическая проверка Пентагона на психологическую устойчивость экипажей ВВС.

Генерал кашлянул в кулак и встал:

– Майор Кремп, честно говоря, я и сам понятия не имею как вы сюда попали. Относительно Пентагона могу вас успокоить – на дворе 1944 год, и вы находитесь в Соединенных Штатах Америки, нравятся они вам в таком виде или нет. Так что проверки здесь искать не стоит. В силу экстренных обстоятельств, сложившихся в настоящее время на фронте, я вынужден подвергнуть вас другой, боле ответственной, на мой взгляд, проверке. Ваш бомбардировщик вместе со всем экипажем поступает в распоряжение сорок восьмого бомбардировочного полка. Все инструкции получите по прибытию на новое место службы. Скажу лишь, что вас ждет особая миссия, ребята. Это задание может резко изменить всю ситуацию на фронте. Желаю удачи!

– Черт меня раздери, если я что-нибудь понимаю в том, что происходит. – пробормотал Рассел Кремп, выходя из кабинета, – Эй, парни. Десять долларов тому, кто подтвердит, что генерал не соврал насчет 1944 года.

Светило неяркое вечернее солнце, когда «Б-52» приземлился на военном аэродроме недалеко от Нью-Йорка, где располагался сорок восьмой бомбардировочный авиаполк. Рассел доложил о прибытии своему новому начальнику полковнику Райту и к своему большому удивлению был отпущен вместе с экипажем в суточное увольнение. О предстоящей задаче полковник намеревался уведомить Рассела позднее. Майор Кремп обрадовал своих людей и собрался отпустить их до 18.00 следующего дня. Однако вся компания летчиков решила отпраздновать первый день свободы в каком-нибудь баре и все вместе они вышли на залитую солнцем улицу. Никто из них, естественно, не обратил внимание на нескольких прохожих, как бы невзначай отправившихся вслед за ними.

До настоящего дня все члены экипажа Рассела не покидали пределов авиабаз, которые хоть и казались им дряхлыми, но все же особенных подозрений не вызывали. В Америке все может случиться. Теперь же, выйдя на обычную городскую улицу, они внезапно остолбенели. Вокруг них гудела Америка пятидесятых. Взад и вперед сновали мальчишки, продавая газеты, проезжали допотопные «Бьюики». По улице бродили люди в старомодной смешной одежде и шляпах с изогнутыми полями а ля «крутой гангстер». Мигала реклама, продавали невиданное мороженое. Несколько минут бравые летчики не могли соединить нижнюю челюсть с верхней. Однако, затем все же взяли себя в руки. Первым молчание нарушил Пит Джассини.

– Сэр, – сказал он обращаясь к Расселу, – Мы случайно не в Голливуде на съемках кино? У меня такое ощущение, что скоро здесь должна появиться Грета Гарбо.

– Честно говоря, Пит, – неуверенно ответил майор Кремп, – Я знаю не больше твоего. По-моему, мы стали жертвой какой-то глупой шутки со временем. Быть может, нас специально сюда услали в качестве закрытого эксперимента и наблюдают сейчас через хитроумный телескоп как мы тут барахтаемся, а может – случайно. В любом случае, нам ничего не остается как принять пока эту жизнь и посмотреть, что тут можно изменить. Мой отец как-то говорил, что перед войной жареная кукуруза была значительно слаще. Мне только что пришло в голову найти ее и попробовать.

Кремп поймал на себе непонимающие взгляды членов экипажа. Лишь спустя минуту до людей начало доходить, что с ними случилось что-то серьезное и, возможно, необратимое. На лицах появился сначала страх, затем недоумение и полное нежелание верить в то, что видели их глаза. Наконец неутомимый Джассини, который всегда первым приходил в себя только потому, что не умел долго унывать, сказал:

– Что-ж, возможно вы и правы, сэр. Нам придется все принять все как есть и найти здесь что-нибудь интересное. А для начала, чтобы заглушить тоску по родному времени, предлагаю пропустить по стаканчику.

– Предложение принимается, – согласился Кремп. – Приказываю экипажу в полном составе следовать за мной в ближайший бар.

Американские улицы, как известно, просто нашпигованы питейными заведениями различного калибра. Одно из них очень кстати оказалось неподалеку. Увидев через улицу вывеску «У Заура», Кремп прямиком направился туда. Заведение оказалось довольно дешевым, но это летчиков нисколько не смутило. В настоящую минуту им было все равно где пить. В небольшом зальчике с низким потолком было тесно, как в трюме рыбацкой шаланды. Воздух был настолько пропитан дымом крепкого табака, что запросто можно было вешать топор. За несколькими дубовыми столами веселились компании пьяных грузчиков, моряков и людей непонятных профессий. Присев у стойки бара на видавшие виды высокие табуреты, летчики заказали по стаканчику водки и молча опрокинули их внутрь. Вторая порция прошла под тост Джонни Питфайера «О том, что им когда-нибудь удастся вернуться назад». Третья – под тост Биллинго «Чтоб этот русский оборотень горел в аду». С этим предложением все согласились. Ведь именно из-за этого чертова оборотня все они были вынуждены, возможно навсегда, застрять в этом времени и, не исключено, сгинуть на войне с нацистами. Ведь все они выросли тогда, когда об этой войне уже рассказывали только истории и показывали кинофильмы. Кремп неожиданно вспомнил, что где-то здесь, в этой стране, живет сейчас его молодая мать с его молодым отцом и только подумывают о том, чтобы завести себе ребенка, то есть его. А этот самый ребенок уже сидит в Нью-Йоркском баре и глушит водку, абсолютно ошалев от такого предположения. Ведь так просто не может быть? Ведь не могут же дети быть старше своих родителей? Такого на Земле никогда еще не было, и Кремп отнюдь не горел желанием быть пионером путешествий во времени. Ему вполне нравилось жить в конце двадцатого века. Хмель уже давал себя знать, и теперь Рассел сидел и цинично думал о том, что ему страшно хочется посмотреть на свою мать в молодости. На отца, пока он не погиб в автокатастрофе. На их совместную жизнь, о которой мать только рассказывала. Из-за этого русского эфирного оборотня вся жизнь теперь больше походила на кинофильм, а не на реальность. Кремп даже чувствовал себя персонажем захватывающего фантастического боевика, который вот-вот должен закончиться. Еще секунда, последняя кровавая сцена и загорится свет в зале, все пойдут домой и будут жевать по дороге воздушную кукурузу. Он, словно невидимка, смотрел с потухшего экрана на уходящих зрителей, не в силах крикнуть им «Эй вы, черт побери, возьмите меня с собой! Я же живой, я вместе с вами, я тоже хочу есть кукурузу». Но зрители почему-то не оборачивались на его вопли, словно не слышали. Словно его не существовало вместе с ними. И теперь до самого Рассела, храброго майора ВВС, отчаянного и рискового мужика, постепенно начал доходить смысл происходящего. Еще десять минут назад он объяснял своим людям, что этого не стоит бояться, что это пройдет. А если не пройдет, то и здесь можно жить и по-своему наслаждаться. Но на сей раз железная американская логика жизни одного дня не давала никакого эффекта – больше всего на свете ему хотелось домой. К жене Джудит, к своему истребителю, к друзьям.