— Уходи, прежде чем я потеряю терпение, — сдавленно говорю я. — Эмилия, я не доверяю себе. Ты была права. Я — монстр.

Ты смотришь в мои глаза. Я осознаю, что должен впитать это зрелище глубоко в себя. Ты. Обнаженная. С распахнутыми глазами и растрепанными волосами, с этим отчаянием и тоской во взгляде. Я люблю это, Эмилия.

Убираю волосы с твоего лба и заправляю их за ухо.

— Эмилия, уходи, пожалуйста. — На этот раз ты слушаешься, и это мне совершенно не нравится.

Делаешь дрожащий выдох и встаешь. Я чувствую себя дерьмово. Вывернутым наизнанку, когда смотрю, как ты одеваешься. Мне плохо, Эмилия.

Моя рука дергается. Я близок к тому, чтобы тебя схватить и навсегда где-нибудь приковать. Но остаюсь сидеть на месте. Ради тебя.

— Это твое последнее слово? — спрашиваешь ты, повернувшись к ступенькам.

— Будь счастлива, Эмилия.

34. Без тебя я всего лишь оболочка, Эмилия

Мейсон

Вообще не знаю, когда уснул, но, наверное, сразу после того, как ты ушла, Эмилия. Потому что до сих пор лежу на диване, кровати ведь нет.

За секунду просыпаюсь.

Еще вчера перед дверью стоял спринтер, Эмилия.

Я все еще ощущаю твой запах, чувствую тебя на своем теле и твой вкус на моих губах. Даже слышу твои слова, что ты меня любишь, когда, в конце концов, встаю и плетусь к окну.

Спринтера нет.

— Бл*дь! — громко вскрикиваю я и бегу наверх к родителям. Гостиная пустая. — Бл*дь! Бл*дь! Бл*дь! Бл*дь! — ни чемоданов, ни коробок, ничего. Бегу в гостевую спальню и рывком открываю дверь. Кровать еще не застелена. Чувствую твои духи и слышу, как внизу хлопает входная дверь.

Это ты. Это должна быть ты.

Может быть, ты поняла, что я глупый ублюдок, который несет чушь. Что я не смогу без тебя, и тебе стоит немедленно вернуться. А, может, я просто паникую, потому что больше никогда тебя не увижу, кроме как на твоей свадьбе, когда ты наденешь это чертово белое платье, Эмилия.

Несусь вниз по ступенькам и почти врезаюсь в чью-то грудь, поднимаю глаза и смотрю в лицо моего отца. В этот момент я понимаю. Тебя нет.

Он очень осторожно смотрит на меня, как будто боится, что я взлечу в воздух.

— Где она? — сдавленно спрашиваю я, стоя на ступеньке и опираясь о поручень.

Он просто смотрит на меня и качает головой, как будто кто-то умер.

— Нет… — выдыхаю я. Как будто кто-то ударил меня в живот. Только теперь я понимаю, что значит отпустить тебя, Эмилия. — Нет! — звучит значительно громче. Я хочу броситься мимо отца, но его рука перехватывает меня за живот, как стальная балка, и крепко удерживает меня. — Отпусти меня! — задыхаюсь и пытаюсь вырваться из его хватки.

— Она уехала, Мейсон, отпусти ее.

— Нет! — кричу я и отталкиваюсь ногами от стены передо мной, папа почти этого не замечает и просто держит меня. — Нет! — ору во всю глотку. — У меня не получится, пап! Я не могу! Папа, пожалуйста! Я просто не могу! — мои ноги подкашиваются подо мной, и я падаю на колени, отец опускается вместе со мной на пол. Горячие слезы бегут по моим щекам. — Верни ее, папа! Я люблю ее…

— Я знаю, Мейсон. — Он не отпускает меня, и я прислоняюсь к нему лбом, как ребенок, потому что сейчас я чувствую себя именно так, Эмилия. Как маленький, беспомощный ребенок. Я ничего не могу сделать, это сводит меня с ума. Почему я отпустил тебя?

— Зачем я ее отпустил? — спрашиваю отца.

— Потому что ты ее любишь. Так было правильно.

— Это не кажется правильным. — Я чувствую шершавую руку отца, которую он прикладывает к моей щеке, заставляя меня посмотреть на него. Такое ощущение, что я смотрю в собственные глаза. Его взгляд смягчился. В последний раз такое было, когда я был еще маленьким. И он говорит мне слова, которые всегда говорил, когда я падал. Когда сломал руку или когда ушиб ногу.

— Это не навсегда, Мейсон. Это пройдет. Ты справишься, ты сильный! — новый поток слез льется из моих глаз, потому что я чувствую, что у меня ничего не получается. Не тогда, когда тебя нет, Эмилия. Когда я успел так сильно влюбиться в тебя? Когда?

Теперь ничего не осталось. Меня больше ничто не держит. Я ничто без тебя. И ничего не могу поделать, когда боль захлестывает меня с такой силой, что я уже не могу устоять. С силой, которая разрушает все стены внутри меня, и все чувства, которые я так яростно отталкивал и пинал последние годы, переполняют меня.

Без тебя я всего лишь оболочка, Эмилия.

И я чувствую, как последний кусочек разума растворяется во мне, уступая место абсолютному безумию.

Китон

Мейсон лежит на диване в гостиной и спит, Мисси рядом с ним. Она положила голову ему на грудь, как будто охраняя его сон. Ты стоишь возле меня, и мы смотрим на него. Он выглядит таким опустошенным.

— Что только что произошло? — спрашиваешь меня. Ты все это время стояла наверху лестницы и наблюдала за нами, хотя я не хотел, чтобы ты это видела, Оливия. Некоторые вещи мужчины должны делать в одиночку. Ты так много плакала, Оливия, я не хотел этого. Твое сердце разбито, как и его, и, надо признать, мое тоже.

— Он потерял любовь всей его жизни. Я же тебе говорил. Я увидел это прежде, чем он сам понял.

— Дерьмо, — шепчешь ты, когда до тебя, наконец, доходит. Ты берешь меня за руку и все еще смотришь на него. — Прости, что не доверяла тебе. — Я сжимаю твои нежные пальчики и смотрю на сына. Моя плоть и кровь, которую я не смог защитить. Не от этого. Он разрушен, и я вместе с ним.

— Что нам теперь делать, Китон?

Я сухо смеюсь.

— Впервые в жизни не имею понятия, Оливия.

Он спит уже час, как убитый, мы находимся на кухне, когда он резко вскакивает и растерянно оглядывается. Я вижу в его глазах тот момент, когда он снова приходит в себя. Они становятся тусклыми и пустыми, безжизненными. Это нехорошо, Оливия. Он снова скатится, я это знаю, и на этот раз у него не будет ничего, за что можно зацепиться. Что снова вытащит его из темноты. Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на мне. Но он не реагирует, а просто встает. Молча проходит мимо