Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотрим, смогу ли я сделать это так, как тебе нравится, Эмилия. Жестко и безжалостно. — Он целует меня, и я отталкиваю его в грудь от себя. Я хочу схватить телефон и положить трубку, чтобы ты не слышал, но не дотягиваюсь. Краем глаза вижу, что соединение еще не прервано.
— Райли, пожалуйста, нет… не надо! — я пытаюсь оттолкнуть его от себя, но он толкает меня назад и ложится на меня. — Что ты делаешь? — спрашиваю я. Его тело прижимает меня к матрасу, и я не могу больше дышать. — Райли, это не ты, прекрати! — но он снова целует меня и прикусывает губу. Я шиплю. — Ай!
— Сейчас же убери от нее свои руки! — орешь ты через динамик.
— Мейсон, положи трубку! — кричу, а потом всхлипываю, потому что Райли щипает меня. Я стараюсь не издавать ни звука, чтобы ты ничего не слышал, и пытаюсь не сопротивляться, чтобы ты не потерял рассудок, как и я сейчас.
Райли переворачивает меня на живот.
— Как он там говорил? Ты должна быть наказана, Эмилия, — рычит он мне на ухо. Я прикусываю нижнюю губу, но не могу сдержаться, Мейсон. Не получается. Я вскрикиваю, когда чувствую его головку у своего входа, как он медленно толкается в меня.
— Райли, немедленно прекрати! — кричу я, пытаясь взглянуть на него через плечо. Он останавливается, Мейсон. На секунду. И я пользуюсь этой секундой. — Если ты сейчас сделаешь этот шаг, Райли, то потеряешь всякую человечность. И это не ты! Ты действительно хочешь стать монстром, Райли?
Он смотрит на меня.
Я смотрю на него.
И знаю, что ты затаил дыхание.
Но потом он восклицает: «Бл*дь!» — и выходит из меня.
Дерьмо!
Дрожа, опускаюсь на матрас.
Райли не монстр, Мейсон.
Но я почти сделала его таким.
* * *
Райли стоит возле меня, напряженный и злой. Его руки дрожат так же, как и мои.
— Это будет ваш последний разговор! Наслаждайтесь! — рычит он и уходит.
Я все еще лежу на матрасе на животе. Горячие слезы бегут по щекам. Все тело дрожит. Что только что произошло? На самом деле ничего! Но почти. И у меня на мгновение перехватило дыхание.
Как будто спасательный круг я хватаю телефон и прижимаю его к уху.
— Мейсон? — если ты положил трубку, я умру. Я в шоке, тело дрожит, адреналин пульсирует по венам.
— Эмилия, — ты почти задыхаешься. Тогда ты просто молчишь, и я не могу перестать плакать. Мне бы так много хотелось тебе сказать, но внутри слишком больно.
Мне бы хотелось вчера остаться с тобой и никуда не уезжать.
Райли почти переступил черту, поэтому я больше никогда не увижу его таким, как прежде. Он почти сделал то, чего ты никогда не сделаешь, Мейсон, хотя я обвинила тебя в этом, потому что хотела причинить боль.
Мне так жаль!
Я рыдаю так сильно, что кажется, моя грудь вот-вот разорвется. Потому что скучаю по тебе. Потому что стою у пропасти. Потому что уничтожила его, а он меня.
Ты ничего не говоришь. Я слышу лишь твое дыхание и почти могу представить, как ты сейчас себя чувствуешь.
Наконец, я слышу твой голос.
— Дыши, Эмилия! — делаю дрожащий вдох. Я даже не заметила, что перед глазами начали плясать черные точки. Боже, мне бы так хотелось поговорить с тобой, но я не могу, просто не могу. Мое горло словно сдавило тисками. В то же время в моей голове так много слов, которые не имеют смысла.
— Я не должен был тебя отпускать, детка. Я никогда в жизни не подумал бы, что он так поступит с тобой.
«Он бы и сам об этом не подумал», — думаю я и переворачиваюсь на спину. В конце концов, он, к счастью, опомнился, но шок глубоко застыл в моих костях.
Я стискиваю зубы, когда новый всхлип пытается прорваться наружу, но не хочу, чтобы ты по-настоящему осознал, насколько мне только что было больно. Как мне дальше быть вместе с Райли? Как еще раз посмотреть на него? Да, конечно, он этого не сделал, но почти переступил черту. Слишком много всего.
Вдруг ты нажимаешь на камеру, и я вижу твое лицо. Это сбивает меня с ног.
— Я должен увидеть тебя, Эмилия, включи камеру! — тихо говоришь ты. Я вижу, как ты бегаешь туда-сюда по своему подвалу, волосы взьерошены, глаза дикие и встревоженные, губы поджаты, а круги под глазами почти черные. Черт возьми, Мейсон, я никогда не видела тебя таким. Быстро заворачиваюсь в полотенце и пытаюсь привести в порядок свои растрепанные волосы. Потом тоже включаю свою камеру, но требуется вечность, чтобы установить связь.
— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я, и ты замираешь.
— Эмилия, серьезно? Ты спрашиваешь все ли у меня в порядке? — отвечаешь ты, и я слабо улыбаюсь. Что бы ни случилось, ты — Тьма, делишься со мной светом. Наконец, включается и моя камера, и ты тоже можешь меня видеть.
Твоя первая реакция — убийственное:
— Бл*дь, Эмилия.
Ты чешешь лоб и делаешь глубой вдох. Потом:
— Я приеду за тобой и мне насрать, что ты скажешь.
— Хорошо, — шепчу я, потому что не хочу с тобой спорить. Все это открыло мне глаза. Я хочу быть только в твоих руках.
— Дай мне шестнадцать часов и держись, детка, — говоришь ты, и мне бы так хотелось прижаться к тебе лбом.
— Я люблю тебя, — выдыхаю я и снова чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Ты просто смотришь на меня, Мейсон, но не обязательно что-то говорить. Я уже знаю ответ на вопрос, который никогда не задам.
— Я знаю, Мейсон. Пока. — Я кладу трубку, потому что снова начинаю рыдать.
36. Пап, нам нужно в Нью-Йорк
Мейсон
Не знаю, есть ли в Чикаго смертная казнь, Эмилия. Ты снова «ты» в моей голове. В любом случае, мне насрать, если я попаду за это на электрический стул. Оно того стоит. Этот ублюдок умрет, Эмилия.
Я мчусь наверх к своим родителям, не обращая внимания на то, который сейчас час и чем они заняты. Папа готов убить (как минимум, мысленно) каждого, кто после десяти часов вечера нарушает его священный покой, но плевать! Уже почти двенадцать, Эмилия, тем не менее, я врываюсь в их спальню. Я чертовски вымотан, но сейчас чувствую прилив сил.
Мой отец