Звонок услышали не только они.

– Телефон заработал. Что же вы медлите, возьмите трубку, любезная, – Фишер, не спеша, выходил из столовой и обращался к застывшей в ужасе возле телефонного столика Нанами. Девушка словно призрак увидела. Стояла в оцепенении и даже не пыталась протянуть руку и снять трубку.

Голос психолога заставил ее собраться. Она нерешительно подошла, сняла трубку с рычага и поднесла к уху, чтобы в следующую секунду с диким криком отбросить в сторону. Пластик ударился о паркет, едва не утянув за собой весь аппарат. Нанами перестала визжать, рухнула на колени и залилась слезами.

– Мне кажется, вы пациентом ошиблись, когда диагноз ставили, – ехидно заметила Руми и пихнула Генри в бок. Он и сам собирался это сделать – медленно поднял трубку с пола, потянув за шнур.

Что такого там услышала Нанами?

Из бокового коридора стремительно вышел Масамуне, за ним, как собачка, плелась Мицуки. Генри почувствовал на себе их пристальные встревоженные взгляды, словно очутился вдруг на сцене, где зрители следят за каждым движением актера. Он сосредоточился на звонке.

– Зачем ты мне звонишь? – твердый, но спокойный голос принадлежал Хибики и Генри немедля удивился вопросу. – Что тебе от меня нужно?

– Курихара? – неуверенно позвал Генри и поднял глаза. Все ждали, совсем забыв о Нанами, она же буравила его стеклянными глазами. Не похоже, чтобы ее напугал Хибики.

– Что там? – поторопил Масамуне, определенно недовольный, но Генри отмахнулся от него и повернулся спиной, чтобы не мешал. Хибики на том конце не спешил отвечать.

– Может, мальчик вышел на связь с берегом? Тогда мы, наконец, сможем уехать с этого проклятого острова, – радостно заявила Кейт. Но Генри уже понимал, что все они жестоко ошибались.

– Хибики! Ты слышишь меня?

– Конечно! Ты не можешь успокоиться, что Кимура отсудил у тебя деньги, – голос Курихары уже не казался таким спокойным, как секунду назад. В нем кипела злость, и воображение Генри рисовало напряженное лицо и морщинку на носу. – Да катись ты к черту со своей заботой! Где ты раньше был? Ненавижу. Я ненавижу тебя.

– Хибики? Курихара! С кем ты говоришь? Ты слышишь меня? – спрашивал Генри, но голос уже стих, остались только странные помехи, но и они почти тут же стихли. Трубка умерла.

– Что произошло? – Масамуне все еще маячил рядом, пока Генри безуспешно дергал рычаг трубки – телефон не оживал, словно и не звонил полминуты назад. – Это Курихара? Он с кем-то разговаривал? Он связался с Токио? Отвечайте, Макалистер-сан!

Генри ничего не оставалось, как сдаться. Он перестал терзать аппарат и ответил:

– Не знаю. Мне кажется, Хибики меня не слышал, – признался он и повернулся. Взгляд Нанами прожигал в нем дыру и не давал собраться. – Связь пропала. Нужно съездить на маяк.

– А вы что слышали, любезная? – Фишер потрепал служанку по плечу, но она этого вроде бы даже не заметила. Так и сидела на полу, поджав под себя разъезжающиеся ноги. Спустя пару секунд она, наконец, отмерла и едва шевеля дрожащими губами прошептала:

– Там кто-то кричал… Очень громко.

– А вы, дорогой мой Генри, ничего такого не слышали? – Фишер скучающе перевел взгляд на него, и Генри едва сдержал раздражение. Психолог вел себя так, словно наперед все знал. Так смотрят скучный фильм, который видели уже много раз до этого, но его все заставляют и заставляют пересматривать.

– Нет. Не слышал.

– Не может быть! Это чья-то дурацкая шутка! – внезапно воскликнула Нанами. – Шутка! Вы не понимаете… Только псих на такое способен!

Как по команде все повернулись в сторону лестницы, даже Генри не удержался и поднял взгляд. На площадке, облизанный ярким светом из витражного окна позади, стоял Сората. Его лицо почти невозможно было различить, он лишь держался за перила и смотрел вниз, на собравшихся, и словно что-то хотел сказать. За всей этой суматохой никто не заметил, как он появился.

Нанами снова взвизгнула и спрятала лицо в ладонях.

– Что вы делаете, господин? – кажется, даже Масамуне поверил, что звонок мог оказаться шуткой Сораты. Генри казалось это нелепостью, но все, что творилось в этом доме в последние дни, можно охарактеризовать только одним словом – «нелепость».

Сората развернулся и, припадая на правую ногу чуть сильнее обычного, удалился, так и не удостоив своего помощника ответом.

В холле повисло напряженное молчание, и никто из присутствующих не спешил его нарушать. Как глупо было подозревать Сорату, но если кто-то в это и не верил, все равно должен начать сомневаться. Человеческую веру так легко пошатнуть.

– Ой, перестаньте, – не выдержала Хасегава, всплеснув руками и едва не задев стоявшего рядом Фишера, он успел уклониться. – Если кто-то решил назвать Сорату сумасшедшим, не значит, что на него можно спихивать всю ответственность. Ты! – Руми ткнула пальцем в Масамуне. – Ты, его секретарь, помощник, правая рука, кто ты там еще, не знаю. Как у тебя совести хватает вообще? А ты?

Палец переметнулся на Нанами, но та, вместо испуга, сердито поджала губы, что очень странно смотрелось после той невнятной истерики. Генри подозревал, что неряха Руми ей не нравилась.

– Кимура твой работодатель, он платит тебе деньги, и, насколько мне известно, не маленькие. Как тебе только в голову пришло бросаться обвинениями? Да я бы тебя самолично под пирс пустила, истеричка.

– Позвольте, Хасегава-сан, – Фишер вступился за служанку. – Вы слишком разошлись, будьте сдержанны. Никто ни в чем не обвинял Кимуру, побойтесь Бога.

– Да у вас на вашей хитрой немецкой роже все написано! – хмыкнула она и уперла руки в бока. – Я вас, психологов, знаю. Сначала поставите диагноз, а потом заставляете пациента в него поверить. И ты тоже, – Руми резко развернулась, указывая на стоявшую все это время в стороне Мицуки. – Сората твой жених, в конце концов. Разве ты не должна быть на его стороне?

Генри тоже посмотрел на девушку, она была бледнее обычного и явно боролась сама с собой. И уже не выглядела такой милой и безукоризненной, как прежде.

– Хватит, Руми, – сказал он устало. – Они тебя не понимают.

Он потер виски, однако головная боль, возникшая над переносицей, нарастала, как снежный ком. Нужно поговорить с Соратой, поговорить как можно скорее. Чем больше времени пройдет, тем тяжелее им будет разобраться, а все и так было против них.

Генри сделал шаг в сторону лестницы, как вдруг телефон зазвонил снова, а вместе с ним взвыла сирена на маяке. Страшный низкий гул, скраденный расстоянием, но все равно давящий на нервы, как каменная плита. Генри ощущал его вибрацию, она проходила под кожей, заставляя ее покрываться мурашками.

– Что это? – Масамуне странно дернулся, повел плечами. – Тревожный сигнал?

– Это с маяка, – неожиданно для всех сказала Кейт, хотя вопроса Масамуне она не поняла. Лицо ее побледнело. – Я помню этот звук. Мы с мамой отдыхали в Норфолке когда-то. Генри, там что-то случилось.