Иногда бывает такое ощущение, когда какое-то страшное событие произошло только что, несколько секунд или минут назад, и мозг еще не воспринял его как окончательное и бесповоротное, и кажется, что ошибку еще можно исправить, что все еще можно вернуть назад, отмотать, как магнитофонную пленку, и стереть ненужную запись, однако уже поздно. Слишком поздно.

Это было письмо от Светланы Беловой, в котором прямо говорилось, что она желает всего самого лучшего Эду, надеется, что он не примет слишком близко к сердцу их разрыв, и еще что-то, что у меня не хватило сил прочитать. Значит, Светлана его бросила. Бросила! А я убил его именно из-за того, что он был ее любовником. Я зря убил хорошего человека, который мог бы стать моим другом, который был лучше, чем большая часть людей, населяющих этот богом проклятый мир. Я без сил опустился на пол.

«Господи, что же я наделал? Зачем? Ну, зачем я сделал все это? Ведь можно было решить все по-другому… По-другому. Будь оно все проклято!»

Но сделанного не воротишь, и приходится довольствоваться тем, что есть. Раз есть это письмо, то смерть Эда вполне можно выдать за самоубийство.

«Эд, если бы ты не выпал в окно, если бы не эта несчастная случайность, я бы наверняка прочитал это чертово письмо, прежде чем убить тебя, – подумал я. – И я не сделал бы этого. Даже зная, что тогда мне пришлось бы посмотреть тебе в глаза. Я бы не сделал этого, клянусь! Я бы не убил бы тебя. Не убил бы! Если бы не эта несчастная случайность».

Я встряхнул головой, отгоняя сентиментальные бредни. Работа прежде всего. Раз появилась такая прекрасная возможность выдать смерть Эда за самоубийство, то не надо ее упускать. Я быстро просмотрел остальные листки. Все они, за исключением последнего, были полностью исписаны мелким почерком Эда. Лишь на последнем было всего несколько строк. Последнее, что написал блестящий молодой поэт.

Мне слишком тяжко на душе,

Чтоб можно было дальше жить.

Все, что познать мне суждено, – познал уже,

И, Гамлет, мой ответ – не быть.

«Прекрасно, вполне сойдет за прощальное письмо», – подумал я с удовлетворением. Этот листок и письмо Светланы я положил на самое видное место – на стол около окна, а остальную часть незаконченной поэмы засунул, не читая, в карман.

В дверь громко постучали. Я осторожно выглянул из окна и заметил, что около тела Эда стоят двое. Так, теперь надо выбраться отсюда, да так, чтобы меня не заметили. Через дверь не удастся. А окно во двор?

Я прошел в спальню и осмотрел окно. Замок на окне был современный, электронный, который автоматически защелкивался, когда окно закрывалось. Это был мой шанс.

Я открыл окно и высунулся наружу. Вокруг никого, дом напротив почти полностью скрыт деревьями, так что меня не заметят. Но до этих деревьев метров двадцать. Это плохо. Вниз спуститься без «паука» невозможно, а его могут обнаружить. Я посмотрел направо и увидел стоящее всего в нескольких метрах от дома Хамнера здание. Добраться до него – мой единственный шанс.

Я посмотрел наверх и встал на подоконник. Вытащив из кармана запасного «паука», я активировал его и бросил вверх. «Паук» зацепится за крышу, и если мне повезет и черепица выдержит, то я смогу взобраться наверх. А изгибы старинной крыши скроют меня от глаз стоящих внизу.

«Паук» зацепился, и я медленно и осторожно начал подниматься вверх. Поднявшись повыше, я ногой закрыл окно и услышал, как щелкнул его электронный кодовой замок. Теперь назад пути нет. Я осторожно перелез через край крыши и распластался на ней. А сейчас необходимо обдумать следующий шаг. Крыша была дьявольски скользкой от дождя, который продолжал накрапывать. Тем лучше для меня в том плане, что меня никто не заметит, поскольку немного найдется людей, которые любят ходить в такую погоду, запрокинув голову, и тем хуже, потому что на черепице, ставшей скользкой, как каток, мои шансы присоединиться к Эду Хамнеру и полковнику Барту заметно возросли.

Я поднялся повыше и осмотрелся. Да, другого выхода у меня не было. Я разбежался, насколько это возможно на скользкой черепице, ежесекундно рискуя упасть, и прыгнул. Меня спасло то обстоятельство, что крыша соседнего дома была метра на два ниже. Я приземлился на ее край, начал соскальзывать и успел активировать «паука» прежде, чем рухнул вниз. Подтянулся и влез наверх. Перевел дух.

Где-то вдалеке уже завывали сирены полиции. Рассиживаться было нельзя, и я пополз вверх, цепляясь за скользкую крышу, перевалил через гребень незаметно для стоявших перед домом Эда людей и едва не соскользнул вниз. Затем снова разбежался и перепрыгнул на крышу следующего дома, правда, на этот раз более уверенно. Потом еще раз повторил эту опасную операцию. Я мог бы так заниматься акробатикой на этих чертовых крышах до тех пор, пока не упал бы или дома не кончились бы, однако шестой дом имел прекрасную водосточную трубу, достаточно прочную, на мой взгляд, чтобы выдержать мой вес.

Я рискнул и начал спускаться по ней. Полицейская сирена, звучавшая уже совсем рядом, подстегивала меня. На полпути к земле я заторопился, крепление трубы начало медленно выдираться из стены, и я повис, отчаянно цепляясь за стальной штырь и выступы стены. На какое-то мгновение мне показалось, что мой земной путь уже закончен. Но я поторопился с выводами. Мне удалось, извернувшись, как обезьяна, ухватиться за резное украшение карниза, сползти по нему вниз и в итоге более или менее благополучно достичь земли в тот самый миг, когда над моей головой промелькнул полицейский пульсар.

Я отряхнулся, убедился, что не отшиб себе ничего ценного во время падения, осмотрелся по сторонам и, убедившись, что никто не видел моего низвержения с крыши, торопливо зашагал в сторону ближайшей остановки общественного транспорта, торопясь вернуться в контору, пока меня там не хватились.

В свой кабинет я вернулся без особого труда по сравнению с тем, что мне пришлось проделать на крышах домов на Кроуфорд-стрит. Правда, пробравшись в магазин, я не сразу смог найти веревку своего «паука», по которой спустился с тридцать седьмого этажа, и едва не умер от страха, потому что иного пути внутрь «Лондон фармацептик компани» для меня в данный момент не существовало. Однако через несколько секунд я нашел ее и облегченно вздохнул. Подъем был, конечно, намного труднее спуска, но я тем не менее вполне благополучно проделал остаток своего нелегкого пути.

Когда я наконец оказался в своем кабинете, то не смог сдержать вздоха облегчения. У меня было такое чувство, словно я вернулся в свой родной дом из долгого и трудного путешествия. Мне все еще не верилось, что все-таки смог это сделать. Претворить в жизнь свой самый безумный план. Нарушить самое святое правило организации. Совершить несанкционированное убийство и благополучно вернуться. Я все-таки сделал это. Убил Эда Хамнера и остался жив.

Я выложил из карманов всех «пауков» и присоски, осмотрел их и уложил в шкаф. Копаться в нем не будут, а если и будут, то решат, что это часть моего снаряжения.

И вернуться мне удалось вовремя. Хотя по плану предполагалось, что я успею вернуться в свой кабинет в 14.30, а на самом деле вернулся в 14.57, мое отсутствие не могли еще обнаружить. Значит, я в безопасности.