Наконец он завершил свое повествование рассказом о бегстве и прибытии в Наковальню.

– Но мы не можем оставаться здесь. Я должен найти способ, как бежать отсюда вместе с ней. Если повезет, в Южный Клаш, куда за нами не смогут последовать охотники.

Сидя на кровати, чааен на протяжении его рассказа разглядывал бронзовую женщину. Пусть и несколько успокоившийся, он по-прежнему опасался приближаться к ней. Подойдя к узкому окошку, женщина отворила ставни и выглянула на закопченное небо, на тусклое сияние на западе, обозначавшее луну. Уронив голову и горестно опустив плечи, она превратилась в бронзовый символ скорби.

«Я делаю все возможное», – мысленно заверил ее Райф.

За прошедшее двунеделье он понял, что его бронзовая спутница терзается каким-то страстным желанием. Рассеянная и медлительная, женщина бесцельно расхаживала по комнате, затем вдруг замирала на месте, неизменно обращенная лицом на запад, подобно магнитной полоске путевода, способной указывать только в одну сторону. Очевидно, ее мучила какая-то тревога, известная ей одной.

И вот сейчас, глядя на нее, Райф вспоминал одно-единственное проникнутое бесконечной тоской слово, которое произнесла бронзовая женщина, стоя в повозке и глядя на полный лик луны. Это слово не давало ему покоя.

«Гибель…»

За это двунеделье страх женщины просочился Райфу в кости. Он чувствовал, что нельзя просто отмахнуться от ее предостережения.

«Но что может сделать мелкий воришка из Наковальни?»

Вот почему Райф решил освободить чааена с железным ошейником, обладающего познаниями в алхимии. Ему требовался союзник, чтобы понять, что` он украл, и, возможно, разгадать тайну, погребенную в бронзовом сердце женщины.

Впрочем, имелась и другая причина, зачем ему был нужен чааен, однако это пока что могло подождать. В настоящий момент ему требовалось сосредоточить все свои усилия на решении первостепенного вопроса.

Райф с вызовом повернулся к Пратику.

– Так ты мне поможешь?

Райф мучился с головным убором, состоящим из кожаного шлема и льняной ткани, закрывающей лицо. Единственным отверстием была узкая прорезь для глаз. При каждом вдохе ткань втягивалась в рот и нос.

«Проклятие, как можно дышать в этом?»

– Успокойся, – с укором произнес Пратик.

Чааен заправил свободный конец ткани под фальшивый железный ошейник у Райфа на шее, подтянув ее туже, чтобы она больше его не душила.

– Хвала богам! – выдохнул Райф, оборачиваясь, чтобы осмотреть своих спутников.

Стоящая рядом с ним бронзовая женщина также была облачена в традиционную клашанскую биор-га. Расшитое одеяние, дополненное парой тонких перчаток, полностью скрывало ее фигуру. Единственным отличием от наряда самого Райфа был серебряный ошейник у нее на шее, в значительной степени скрытый высоким воротником.

Повернувшись к женщине, Пратик заткнул и ей ткань под ошейник, после чего отступил назад и окинул оценивающим взглядом.

– Нам не позволяется говорить, когда мы следуем за своим господином по улицам, так что ее молчание не вызовет подозрений.

– А как насчет всего остального? – спросил Райф, указывая на бронзовую женщину. – Как ты думаешь, мы сойдем за пару чааенов-привязанных?

– В Клаше мало кто обращает внимание на чааенов-привязанных, – пожал плечами Пратик. – Боюсь, самой сложной – и самой опасной – будет моя роль.

Райф окинул взглядом чааена. Пратик снял облачение узника, проявив поразительную стеснительность в присутствии бронзовой женщины, после чего поспешно натянул одежду, купленную Райфом у клашанского портного. Его обтягивающие рейтузы и туника-безрукавка из красного шелка были расшиты золотыми зигзагами. Поверх туники Пратик надел белый плащ по колено с расширяющимися книзу рукавами, который клашанцы называли «геригудом». Завершала наряд золотая шапочка.

За исключением узкого шарфа, скрывающего железный ошейник у него на шее, это был обычный наряд торговца-имри из Южного Клаша. Один только этот наряд обошелся Райфу едва ли не во все те монеты, которые ему удалось стащить в толпе за прошедшее двунеделье. Однако, для того чтобы маскарад оказался успешным, только Пратик, смуглый, с фиолетовыми глазами, мог выдавать себя за члена правящей касты. Райфу и бронзовой женщине предстояло оставаться полностью укутанными до тех самых пор, пока они не окажутся в своей каюте на борту воздушного корабля, который должен был подняться в воздух с последним колоколом Вечери.

Поскольку совсем недавно уже прозвучал четвертый колокол, времени на ошибки и заминки почти не оставалось. Беглецам предстояло пересечь всю Наковальню, чтобы добраться до Эйр-Ригга, где стояли в гавани все воздушные корабли. Если они не успеют на этот корабль, им придется ждать следующего, который отчаливает только завтра, – а Райф понимал, что это очень опасно.

«Поскольку ищейки Ллиры идут по нашему следу».

Хотя маленькие корабли, совершающие перелеты на небольшие расстояния, могли отправляться в путь в любое время суток, те, кому предстояли дальние путешествия, могли подниматься в воздух только во время Вечери вследствие каких-то премудростей, связанных с давлением, ветрами и магнитными силами и выходящих за рамки понимания Райфа. Он знал наверняка только то, что им до последнего колокола нужно быть на борту этого корабля.

Напоследок еще раз окинув взглядом своих спутников, Райф отметил смотанные цепи у Пратика в руках. Когда маленькая группа доберется до Эйр-Ригга, эти цепи соединят ошейники с браслетами на сапогах чааена.

Пратик нервно перекладывал цепи из одной руки в другую, позвякивая звеньями. Если чааена разоблачат до того, как он доставит бронзовое сокровище к подножию трона бога-императора, за то, что он изображал из себя купца королевской крови, его ждет неминуемая смерть.

– Все готовы? – спросил Райф.

Пратик не успел ему ответить. Приглушенный треск привлек их взгляды к потайному лазу в дальней стене. Все застыли, услышав доносящиеся из соседнего здания яростные крики.

Выпучив глаза, Пратик уставился на Райфа.

«Ллира!..»

Подтолкнув чааена к двери, Райф обернулся к бронзовой фигуре. Он взял женщину за руку, опасаясь, что та успела снова погрузиться в сонную апатию. Однако ее ладонь под тонким шелком оказалась еще теплой. Мягкие пальцы схватили Райфа за руку.

– Шийя, нам нужно уходить! – прошептал тот, называя женщину именем, которое ей дал.

Райф не знал, означает ли это имя что-либо для нее, но для него оно воскрешало воспоминания о его матери, точнее, о родной земле, о которой та ему частенько рассказывала. Шийей называлась маленькая птичка, обитающая в лесах Приоблачья. Имеющая переливающееся золотисто-бронзовое оперение, шийя сладко щебетала в густой чащобе бесконечных лесов. При этом птичка отличалась свирепым нравом – подобно большинству живых существ, обитающих на этом затянутом облаками высокогорье, – и защищала гнездо острыми когтями и кривым клювом.