Нувелан отпер дверь своего кабинета и проводил всех внутрь. Когда ювелиры расселись, Магистр открыл ларец и передал Нувелану. Начался торг.

Вскоре в кабинет вошла правительница.

– Вот вы где! – сказала она, увидев Магистра. – Кавента в коридоре.

Бывший казначей стоял связанный между двумя стражниками. Магистр расстегнул ворот его рубашки, нащупал цепь и потянул за нее. На свет показался широкий белый диск с изображением головы василиска. Магистр снял его с Кавенты и передал Альмарену.

– Что это? – спросила Десса.

– Это амулет ордена Василиска, – объяснил Магистр. – Ваш министр служит Каморре куда усерднее, чем вам. Несомненно, его главной целью было не нажиться, а ослабить вашу армию. Думаю, что и прежняя кража – тоже его дело.

Как казначей, он наверняка владел всеми ключами от потайных шкафов дворца.

– Он вернет украденное, – угрожающе сказала Десса. – В темницу его! – приказала она стражникам. – И имейте в виду, если он убежит, тогда вам лучше бы и на свет не рождаться!

Кавенту увели.

– Нам пора ехать, ваше величество, – сказал Магистр.

– Может, останетесь здесь еще на несколько дней? – просительно улыбнулась ему Десса. – С вами мне будет безопаснее.

– Увы, неотложные дела. Счастлив был познакомиться с вами.

– Как жаль, что вы уезжаете, – вздохнула она. – Помните хотя бы, что я – ваша должница. Если вам потребуется помощь, обращайтесь ко мне.

Попрощавшись с правительницей, друзья собрались в дорогу и выехали из Босхана. Вскоре они миновали мост через Тион и свернули на север, в Келангу.

– Магистр! – окликнул Альмарен, ехавший сзади. – Нужно немедленно уничтожить этот амулет. Я понял, для чего он предназначен.

Магистр обернулся к молодому магу и придержал своего Тулана.

– Что с тобой, Альмарен? – встревожился он. – Ты же совершенно зеленый!

Альмарен, как и все сильные маги, был необычайно чувствителен к магическим воздействиям.

– Позеленеешь тут, – ответил он. – От диска идет волевое внушение, направленное на то, чтобы подчинить меня его приказам. Я уже устал сопротивляться этому внушению, а с моей стороны, к сожалению, энергетическая нить амулета не поддается никакому воздействию.

– Дай его сюда, – сказал Магистр.

– Это ни к чему, – отказался Альмарен. – Достаточно и того, что он побыл у меня. Теперь мне понятно, как он влияет на тех, кто не владеет магией.

Они не чувствуют его внушения и выполняют его приказы, думая, что действуют по собственной воле.

Он вынул диск из кармана и поднес к нему ладонь. Амулет засветился белым и потускнел, лишившись питавшей его энергетической нити. Альмарен щелкающим движением пальцев разбил диск на мелкие крошки, посыпавшиеся на шею Наля, а затем на дорогу.

– Этот диск не мог подчинить тебя воле Каморры? – забеспокоился Магистр. – Не осталось каких-нибудь последствий?

– Конечно нет, – ответил Альмарен, понемногу оживая. – Мысли, которые он внушает, глубоко чужды мне. Я еще могу получить от него головную боль, но подчиниться – никогда!

– Вот, значит, как Каморра управляет своими сообщниками!

– Да, видимо, это так, – согласился маг. – Чем примитивнее человек, тем легче он поддается внушению. Сильнее всего такая магия должна действовать на уттаков.

– Каморра изобрел ее для них, не иначе, – предположил Магистр.

– Если бы можно было ее разрушить! – задумчиво отозвался Альмарен.

– Ведь без уттаков Каморра – ничто.

Витри и Шемма шли вверх по Большому Тионскому тракту, тянущемуся от устья Тиона до самой Оккады. Мимо них в обе стороны двигались пешие и конные, поодиночке и группами, везли товары и гнали скот. Чувство сиротства и бесприютности не покидало Витри – он не привык к постоянной перемене не виданных прежде мест и обилию незнакомых людей. Лоанец начал понимать, как надежно его защищали от остального мира стены маленького домика, куда он возвращался с рыбалки, окрестности села, где не встречалось незнакомых лиц, луга и родное озеро. Теперь обжитое пространство сузилось до точки, где был он сам, его односельчанин Шемма да вислопузая кобыла Мона, которую они с Шеммой по очереди вели в поводу.

За едой Шемма не забывал горестно воскликнуть:

«Буцека ведь моего едим, Буцека!» От печали его аппетит усиливался, и табунщик незаметно съедал свою долю, а за ней и немалую часть доли Витри. Затем он откидывался на траву подремать, вяло отмахиваясь от кусачих насекомых, постоянно преследовавших его. Днем Шемму неутомимо ели слепни, вечером комары, неизвестно в каких щелях сохранившиеся до середины лета. Насекомые пренебрежительно облетали Витри, что весьма озадачивало его.

– Вкусный ты парень, Шемма, – как-то заметил он товарищу. – Всякая тварь так и норовит отхватить от тебя кусочек.

Шемма воспринял его высказывание как лестное.

– Ем вкусно, потому и вкусный, – рассудительно ответил он. – Ох, и не люблю есть что попало! Так я и не попробовал того паштета в лавке… небось не хуже копченого сала тетки Пейи. – Шемма лениво повернул голову к Витри. – А ты, парень, хоть и ешь много, а тощий. Нельзя так.

Витри невольно взглянул на свою руку – сухую, жилистую руку много работающего деревенского паренька.

– Нельзя, думаешь?

– Нельзя. И комары тебя кусать не хотят, и вертихвостка твоя от тебя нос воротит.

– Лайя?! – Витри вдруг осознал, как давно не вспоминал свою кудрявую, веселую Лайю. – Она тебе не нравится?!

– Почему не нравится? Нравится. Видная девка. Но я бы на ней не женился. – Шемма сонно потянулся. – Беспокойства от нее много, а я беспокойства не люблю. Вон Мельникова дочка подрастает – пышная, белая. Хозяйственная.

Пироги печет – на всю улицу запах. Ее пирогов я бы поел.

Шемма замолчал, смакуя в уме пироги мельниковой дочки, и вскоре незаметно для себя уснул. После обеда, в самую жару, он имел привычку поспать, и никакие силы не могли заставить табунщика от нее отказаться. Витри не возражал – по жаре было трудно идти, да и Моне нужно было попастись.

В пути лоанцы питались едой, купленной в располагавшихся по тракту деревнях, или заходили в придорожные трактиры. В трактирах было много проезжих людей и брали дорого, но Шемма наотрез отказывался пропустить хотя бы одно такое заведение. Его круглая физиономия млела при виде жирной, горячей пищи, и он каждый раз добросовестно наедался в запас, а потом брел за Витри, еле передвигая ноги.

О взятии Бетлинка лоанцы узнали в одном из таких трактиров. Они сидели в душном, темноватом помещении среди других путешественников, жующих и запивающих еду, когда на пороге появился обветренный, запыленный человек в охотничьей куртке и быстрым шагом подошел к стойке. Он потребовал холодного пива, нетерпеливо стуча монетой по доске. В том, как он вошел, как отрывисто приказывал хозяину, как глотал ледяное, из погреба, пиво, было что-то настораживающее. Разговоры затихли, головы посетителей одна за другой повернулись к вошедшему.