И вдруг что-то прошелестело, раздался тихий стук. Официант замер и грузно осел: из его груди торчал нож. Паника охватила гостей, они с криками и проклятиями, толкая и оттирая друг друга, бросились к выходу.

Мара стояла неподвижно, словно пораженная громом. Она увидела, как де Ланде пятится прочь от группы, окружившей официанта, увидела, как он повернулся и побежал. На его лице застыла маска ужаса.

Сильная мужская рука подхватила ее под локоть. Увидев белый мундир, она вздрогнула и насторожилась.

— Не бойтесь, это всего лишь я, — шепнул запыхавшийся Михал. Его лицо раскраснелось, он старался вывести ее из толпы, чтобы ее не затолкали. — Я должен вывести вас отсюда. Приказ Родерика.

— Нет, — воскликнула она, — я не могу пойти с вами!

— Тут уже ничем не поможешь. Как бы все это ни выглядело со стороны, поверьте мне, Родерик обо всем позаботился. Идемте.

Михал потащил ее за собой, безжалостно расталкивая толпу локтями и даже кулаками. Протестовать было бесполезно. Даже если она сумеет объяснить все Михалу, он не ослушается приказа своего кузена. Среди обезумевшей толпы не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. Она решила, что лучше не спорить, пока не уляжется суматоха. О том, что ей делать, она успеет подумать позже.

Они покинули зал через боковую дверь, выходившую на черную лестницу. Очевидно, такой выбор был не случаен: у подножия узкой лестницы они обнаружили Луку, который таким же образом вывел Джулиану, а также Труди и Этторе, нагруженных плащами. Остальные, очевидно, тоже знали об этом пути к отступлению: их голоса уже слышались на лестнице.

Никто не стал тратить время на слова. Все дружно пробежали по темному коридору, ведущему наружу, и вырвались во двор. Перед ними был небольшой садик с посыпанными гравием дорожками и калиткой, через которую можно было попасть в парадный двор. Там уже ждала карета, предусмотрительно развернутая передом к выезду, а за каретой нетерпеливо пританцовывали не расседланные лошади гвардии. В мгновение ока Мару и Джулиану усадили в карету, гвардейцы вскочили в седла. Михал отдал приказ, и они поскакали прочь от ярких огней и неразберихи, царившей в доме виконтессы Бозире.

Карету трясло, она с такой силой подскакивала на булыжной мостовой, что у Мары стучали зубы. Она цеплялась за обтянутую бархатом ручную петлю, уставившись в темноту, и никак не могла унять дрожь. Тряска кареты тут была ни при чем — это сказывался шок.

Политическое убийство. Она подозревала нечто подобное, но в глубине души не верила. Де Ланде знал о готовящемся покушении, это было совершенно ясно. Неясно было другое: зачем ему понадобился принц? Чтобы предотвратить покушение или чтобы было на кого свалить вину? Второе предположение казалось более правдоподобным. Но зачем все это? При Луи Филиппе он занимает пост в министерстве, какой ему смысл рубить под собой сук? Может быть, он надеялся извлечь какую-то выгоду из своего присутствия на месте несостоявшегося убийства? Неужели он позаботился о том, чтобы Родерик и его гвардия, известные своим умением предотвращать подобные преступления, оказались на месте и сделали за него грязную работу, а он потом присвоил бы все лавры себе?

Но кто стал бы королем, если бы Луи Филипп был убит? Официальным наследником был юный граф Парижский, внук короля, отец которого, Фердинанд, герцог Орлеанский, погиб в дорожном происшествии пять лет назад. Несомненно, если он взойдет на трон, будет установлено регентство. Скорее всего, регентшей объявят его мать, герцогиню Елену Шверин-Мекленбургскую. Но в таком случае настоящее правление окажется в руках других людей, амбициозных мужчин вроде де Ланде, умеющих рассчитывать на несколько ходов вперед. Может быть, все дело в этом?

А какое это имеет значение? Король не был убит. Родерик и его люди вмешались и предотвратили злодейство. Официант, совершивший покушение, наверняка мертв, а вместе с ним имя того человека или политического дела, ради которого он пошел на такой риск.

Увидев нож в груди официанта, Мара инстинктивно устремила взгляд на нового члена гвардии, цыгана Луку. Он стоял близко, но она не знала наверняка, он ли нанес смертельный удар — а если да, то по чьему приказу? — и предпочитала не гадать.

Все эти политические интриги не имели отношения к ней. Ее мучительно тревожил другой вопрос: сочтет ли де Ланде, что она не выполнила задания, и если да, что он сделает с ее бабушкой? А Родерик? Понимает ли он, что она сознательно и хладнокровно заманила его на этот бал? И еще ей хотелось знать, зачем Родерик послал за ней Михала. Заботился о ее безопасности, хотел благополучно вернуть ее в Дом Рутении? Или у него есть другая причина? А если есть, что он собирается с ней делать? В какой-то момент, когда они проезжали мимо уличного фонаря, Мара заметила, что Джулиана смотрит на нее с сочувствием, и это лишь усугубило ее страхи. Она облизнула пересохшие губы.

— Где Родерик? Почему он там остался?

— Будет официальное расследование, — спокойно ответила Джулиана. — Всем, кто непосредственно замешан, придется давать показания о случившемся. Король Луи Филипп наверняка захочет лично ознакомиться с протоколом, особенно с учетом положения моего брата в этой стране.

— Положения?

— Он официальный представитель Рутении.

— Понятно. А… как ты думаешь, нас будут допрашивать?

— Вряд ли. Это один из тех редких случаев, когда выгодно быть женщиной. Как бы то ни было, — задумчиво добавила Джулиана, — я думаю, Родерик нас оградит.

Неужели в ее словах крылся двойной смысл? Мара не была твердо в этом уверена и не посмела спросить.

Вернувшись в Дом Рутении, они решили ждать и, не сговариваясь, заняли места в парадной гостиной: все чувствовали, что случившееся требует официальной обстановки. В каминах был разожжен огонь, в гостиную принесли на подносах еду и вино, все принялись горячо обсуждать происшествие, однако никто не упомянул, что все они не случайно оказались на месте, чтобы предотвратить происшествие. Мара подумала, что гвардейцы принца решили дружно проявить дипломатичность.

Все они были далеко не глупы. Они знали, что принц изначально не собирался посещать бал, но изменил свои планы ради нее. Они получили определенный приказ, касающийся прибытия короля, заранее зная, что этот приказ надо держать в тайне от нее. Было ясно, что они подозревают ее в причастности к случившемуся. Свое мнение они решили придержать до возвращения Родерика. Всеобщее настроение было таково: у принца есть свои резоны, о которых бесполезно гадать. Однако их отношение к ней едва заметно изменилось: в нем больше не чувствовалось привычного тепла, зато сквозило сочувствие, проявляемое к осужденным накануне казни.

Родерик вернулся только на рассвете. Он пребывал в самом скверном расположении духа и с порога заявил, что после пятичасового допроса тупыми полицейскими чиновниками ему больше нечего сказать о покушении. Короля уложили в постель, в которой он и уснул сном праведника. Официант умер, не сказав ни слова. Неизвестный, метнувший в него нож, скрылся в толпе, да так и не был обнаружен.