– Да! – прокричал Павел, хотя квартира была крохотная и орать совершенно не требовалось. Просто он очень обрадовался и тому, что будут кормить, и тому, что Юля опять, как раньше, сказала ему «ты».

– Вообще тебе повезло, – сообщила Юля, помешивая на сковородке что-то вкусно пахнущее. – Я раз одна, то готовкой не заморачиваюсь. Но вчера меня растащило приготовить баклажаны с мясом. Как в Турции, помнишь? А хлеб только черный, ничего? Слушай, а ты в курсе, что у нас Таня уехала? Ну, Снегурочка ладно, и Саша отлично справится. А вот что с «Алыми парусами» делать – ума не приложу. Снимать жалко. Хотя, может, Таня согласится приезжать, на два-три спектакля в месяц вполне можно. И своих навестит, она же дочку с родителями пока оставила. Сейчас чай заварю, и садимся. А пряники ты ешь?

С неподдельным интересом слушая Юлин рассказ обо всем понемножку и даже успевая задавать вопросы, Павел съел все, что было на тарелке, – было горячо и вкусно, поэтому он, наплевав на правила хорошего тона, тщательно повозил корочкой хлеба по тарелке. А потом стал есть пряники (честно говоря, он думал, что мягкие вкусные пряники, да еще и с куском сливочного масла сверху, остались там, в детстве, теперь ему встречались все больше маффины, круассаны да чизкейки) и пить чай из большой кружки, это тоже была его кружка, Юля всегда ему ее давала.

Он по-разному представлял свою встречу с Юлей, но никогда – что она будет такой простой и домашней, как будто он вернулся домой из командировки. А его ждали и скучали по нему. Не нами замечено, что один из многих путей к сердцу мужчины, но, пожалуй, наименее тернистый, лежит через желудок. А иначе чем еще можно объяснить то, что, допив чай и проглотив шестой по счету пряник, Павел вдруг сказал:

– То есть ты одна теперь живешь. Слушай, Юля, а я вот что подумал: выходи за меня замуж! А то ты одна, и я один. Буду вечером приходить с работы, ты меня будешь ужином кормить. А я тебе помогу пьесу писать. Как тогда.

Он отставил чашку и стал ждать ответа. Убежденный холостяк и завидный жених, Павел Андреевич Мордвинов, дожив до тридцати пяти лет и успешно отразив множество атак на свою независимость, примерно представлял, что должно было быть дальше: любая женщина, услышав такое предложение, должна на секунду (не более) впасть в замешательство, потом переспросить, серьезно ли он, и, не дожидаясь ответа, согласиться.

Любая, но не Юля.

– Не могу я замуж, – с сожалением ответила Юля. И было непонятно, к чему относится ее сожаление – к невозможности замужества или к тому, что пряников на тарелке больше не осталось. И стала загибать пальцы: – Ужины я готовить не могу, сама прихожу домой к двенадцати. У меня юбилейный сезон. Четыре спектакля до Нового года. Антонина Ивановна скоро приезжает. Захочет – у меня будет жить, захочет – у Светланы, там посмотрим. И еще Петя.

– Что – Петя? – несказанно изумился Павел, глядя на ее сжатый при подсчетах кулак. – Он-то куда?!

– Да нет, не в этом смысле. Понимаешь, Петька очень переживает из-за того, что Таня уехала. И что не разрешила ему быть рядом. Он ездил к ней в Москву и вернулся оттуда какой-то совсем другой… взрослее. Недели две ни с кем не разговаривал, сидел дома, смотрел в стенку. Мать боялась, что он на себя руки наложит. Первая любовь… – вздохнула Юля. – В общем, мы не знали, что и делать. Надо было его как-то расшевелить. Ну вот, я и пообещала Петьке в этом сезоне главную роль дать. Не могу же я его обмануть…

– Чем бы дитя ни тешилось, значит… – проворчал Павел, обиженный тем, как легко Юля свернула с интересующей его темы на проблемы какого-то влюбленного щенка. – На тебе главную роль, играй, деточка, только не плачь? Тоже мне, театр…

– Петя всю жизнь, можно сказать, прожил в театре, он очень способный парень, жаль только, что учится на ходу, – будто не услышала его Юля. Или просто ссориться не захотела на этот раз. – Я ему тогда сказала, что взаимная любовь делает человека счастливым, а безответная становится стимулом для творчества. Отвергнутые художники пишут картины, поэты – стихи. Поверишь, целый вечер ему Маяковского читала: «Дай хоть последнею нежностью выстелить твой уходящий шаг…» Объясняла, как Лиля Брик сама признавалась, что она целый месяц нарочно мучила Маяковского, отдаляла его от себя, чтобы он мог написать гениальную поэму «Про это!». А знаешь, Павел, я мечтаю поставить спектакль про Маяковского, было бы здорово…

– Юля, ты меня вообще слышала? Ты поняла, что я сказал? Я ведь серьезно! – перебил ее Павел, совершенно не заинтересовавшись новыми идеями по спасению Петра Королева и расширению репертуара.

– Я тоже серьезно! – улыбаясь, смотрела на него Юля, и в ее глазах плясали чертики (а может, просто отражался свет от настольной лампы). – Ну какая из меня жена? Для тебя – тем более.

– Ты хороший режиссер. И актриса хорошая, – вдруг некстати сказал Павел.

– Спасибо, – скромно потупив глаза (чертики исчезли), поблагодарила Юля. – А какая связь?

– Мы потом уедем в Питер. Ты будешь там играть. И ставить. Это тебе не Надеждинск. И пьесы свои писать.

– Ага, как в рекламе: «Вы этого достойны», – состроив преглупую физиономию, передразнила Юля. – Павел, я же тебе объяснила: у меня и тут дел полно. Если ты нам поможешь – спасибо. Нет – сами будем крутиться, в этом сезоне полегче уже. А вот пьесу я согласна с тобой писать, у одной меня не очень получается, мне комедия нужна, вдвоем сочинять веселее.

Павел не знал, как следует вести себя кандидату в мужья, получившему отказ от дамы сердца, – такой опыт он еще только приобретал. Но интуиция подсказывала ему, что обижаться не следует, глупо, и лучше сделать вид, что раз она – не всерьез, то и он тоже… так, к слову. Вообще-то он понимал, что так не делается – неромантично как-то, простовато. Но и вдруг падать на колени посреди крохотной кухни было тоже как-то глупо, того и гляди, попой толкнешь плиту. Да и кольца с бриллиантом у него при себе, как на грех, не было, потому как – импровизация чистой воды. Кольцо он ей потом купит. К тому же сейчас у него было кое-что и получше кольца, для Юли, во всяком случае, – он был в этом совершенно уверен.

– Да, кстати, – якобы вспомнил он. – Я вообще чего пришел-то…

Он покопался в папке, которую прихватил с собой из машины и на кухню не поленился притащить. Извлек оттуда довольно толстую пачку бумаг, скрепленную пружинкой, и протянул Юле.

– Вот. Это тебе. То есть вам. Я уверен, вам это очень поможет.

– А что это? – с любопытством спросила Юля, взвешивая на ладони тяжелую стопку листков.

– Это результаты маркетингового исследования, которое провела по моей просьбе маркетинговая служба завода. Довольно дорогая вещь, между прочим, не каждому театру по карману. Но абсолютно необходимая. Помнишь, я говорил об этом с Тарасовой….

Он вдруг замолчал на полуслове, вспомнив, как именно завершилась его беседа с Тарасовой о необходимости разработки маркетинговых стратегий.

– Ну… да… – сразу насторожилась Юля. – И что?

– И вот… Ты посмотри. Я подумал, что лучше сперва тебе, а потом ты Тарасовой сама передашь, – как можно естественнее сказал Павел.