— О разном. О терапевтах. О карпократах.

— Карпократах? — В голове Огюстэна стало проясняться. — А о чем именно?

— Среди прочего о том, что они узнавали друг друга по татуировке на правой ушной раковине.

— В самом деле?

— Да. И у Нокса была такая же реакция. Он спросил меня, почему ими могут интересоваться библейские археологи. В этот момент появилась полиция. Но думаю, я знаю ответ.

— И в чем он?

— Карпократы слыли настоящими эстетами. Они не просто восхищались философией людей вроде Платона, Аристотеля и Пифагора. Они украшали храмы их портретами и бюстами.

— И что из этого? — нахмурился Огюстэн. — Как это связано с интересом библейских археологов к бюсту Платона?

— Э-э, нет! — рассмеялся Костас. — Ты меня не понял. Не к бюсту, а к портрету. И не Платона.

— Тогда — кого?

— Если верить древним источникам, то карпократы обладали единственным сделанным портретом Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа.

— Расскажи нам о нем, — попросила Лили.

— О ком? — спросила Гейл.

— О своем друге. О Дэниеле Ноксе, кажется? О том, кто собирается нас спасти.

— А-а, о нем, — вздохнула Гейл.

— Да, — не сдавалась Лили. — О нем самом.

Гейл откинула прядь черных волос, упавших на бровь, и собрала их сзади в пучок.

— Он — просто человек, с которым мы вместе работаем, вот и все. Но у него есть дар делать так, что все получается.

— Дар! — повторил за ней Стаффорд. — О Господи!

— Я не могу это выразить иначе. Если нас и можно найти, то он это сделает.

— А между вами двоими?.. — спросила Лили.

— Нет. — Она почувствовала, что в ответе прозвучала неуверенность, и добавила: — Это сложно. Мы уже знакомы очень давно.

— Ну пожалуйста, Гейл.

Та вздохнула.

— Мой отец очень много для меня значил, когда я была ребенком. Он значил все. Единственное, чего я всегда хотела, так это радовать его. Я стала египтологом, потому что он тоже им был, потому что я могла ездить с ним на раскопки. Так я впервые попала в Амарну, хотя в то время еще училась в школе. Он тогда начинал новые раскопки в Малави — прямо напротив этого места на другом берегу. Я должна была стать его помощницей, но он все откладывал отъезд, а потом начался учебный год, и мне пришлось пойти в школу. Позже я узнала, что мое место занял этот Дэниел Нокс. — Она сделала глубокий вдох. — Дело в том, что мой отец… как бы лучше выразиться… предпочитал мужчин женщинам.

— Понятно.

— И я все неправильно поняла. Я решила, что он от меня отказался из-за того, что влюбился в Нокса, или, вернее, что Нокс заставил в себя влюбиться. Но я ошибалась. И не потому, что дело заключалось совсем в другом. Не говоря уже о том, что и Нокс был другим. Отец несколько раз пытался мне это объяснить, но я не слушала. Я предпочитала злиться. Это было праведно, что ли. Но время шло, я росла и начала понимать, как сильно мне не хватает отца. И когда я уже была готова проглотить свою гордость и все исправить, пришло письмо. Несчастный случай. Он упал и разбился насмерть.

— Господи! — сказала Лили. — Мне так жаль.

— Это ничего не должно было значить. В конце концов, между нами не существовало близости уже много лет. Но на самом деле это потрясло меня. И я пустилась во все тяжкие. Я спала со всеми и не спала ни с кем конкретно. Я начала пить. Я принимала наркотики. Пока в конце концов не взяла себя в руки. И сделать это, среди прочего, помогла мне злость. Не на отца. А на Нокса. Понимаете, помощницей отца должна была стать я, а не Нокс. И тогда я оказалась бы рядом с отцом во время этого восхождения. И я бы его спасла. Отсюда логически следовало, что его убил Нокс. Он превратился для меня в козла отпущения, чтобы снять вину с себя самой. Господи, как же я его ненавидела! — Она печально покачала головой, до сих пор отказываясь верить в силу своей ненависти. — Я хочу сказать, что ненавидела его по-настоящему.

— Судя по всему, эта ненависть осталась в прошлом, — заметила Лили. — Что же произошло?

Вопрос застал Гейл врасплох, и она задумалась, прежде чем ответить. Когда она наконец сообразила, в чем дело, то не могла сама удержаться от смеха.

— Я познакомилась с ним, — ответила она.

Фарук крепко держал Нокса за плечо, пока они шли по участку, скорее чтобы показать, кто из них главный, нежели из боязни побега. Они устроились на заднем сиденье полицейской машины, а за руль сел Хосни. Нокс смотрел в окно и наблюдал, как они выехали из Александрии и по мощеной дороге направились на юг к озеру Мариут. Он надеялся, что поездка освежит его память, но в голову ничего не приходило. Ему все больше становилось не по себе. С Фаруком шутки были плохи. Сидевший рядом Фарук, будто чувствуя это, отодвинулся и стал смотреть в свое окно, готовясь свалить на него всю вину за возможную неудачу.

Они свернули на узкую дорогу и пересекли оросительный канал. Два охранника в форме играли в нарды. В памяти Нокса что-то мелькнуло и тут же исчезло. Один из охранников узнал их имена и цель приезда, позвонил по телефону и, махнув рукой, пропустил. Машина, переваливаясь на ухабах, проехала по едва заметной дороге и пересекла небольшую гряду, у подножия которой располагались строения и стоял белый пикап.

Фарук схватил Нокса за воротник, будто тот был провинившимся щенком, и вытащил из машины.

— Ну? — спросил он.

Несколько молодых землекопов показались на гребне гряды и, хихикая, стали наблюдать, как полицейский обращался со своим заключенным. Но с появлением человека с пасторским воротником улыбки с их лиц моментально слетели, будто забава была развлечением, а развлечение — это грех. Петерсон. Наверняка это он. И хотя он мельком видел на балконе лицо нападавшего, но до конца так и не был уверен.

Человек спустился с гряды, глядя на Нокса с презрением, но без малейшего страха.

— Детектив, — сказал он, — это снова вы.

— Да, — подтвердил Фарук, — это снова я.

— И что вас привело сюда на этот раз?

Фарук бросил взгляд на Нокса.

— Вы помните мистера Дэниела Нокса?

— Я спас ему жизнь. Такое трудно забыть.

— Он утверждает, что обнаружил здесь кое-что. Древние катакомбы.

— Но это смешно! Если бы они существовали, я бы об этом знал!

— Да, — подтвердил Фарук. — Наверняка знали бы.

— Этот человек убил Омара Тофика, — возмущенно произнес Петерсон. — Он будет утверждать что угодно, лишь бы свалить свою вину на других.