Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он говорит, что его слова можно легко подтвердить или опровергнуть. Или у вас с этим какие-то проблемы?
— Только то, что это пустая потеря времени, инспектор.
— Хорошо. — Он повернулся к Ноксу. — Итак?
Нокс надеялся, что пребывание на месте поможет ему вспомнить, но воспоминания так и не приходили. Он огляделся, надеясь на чудо. Башни электростанции. Несколько промышленных зданий. Два человека, прокладывающих трубу экскаватором. Стоявшие полукругом молодые археологи, державшие как оружие молотки и мотыги. Они служили лишним подтверждением тому, в чем он и так уверен, — здесь находились древние катакомбы. Эти люди спускались туда и выходили оттуда так, что их никто не видел. Возможно, они работали только под покровом темноты… Его взгляд переместился на административную постройку и натянутый рядом тент от солнца. Он может что-то скрывать? Но на фотографиях вход в катакомбы размещался явно на открытой поверхности, поэтому, если только они не передвинули сюда офис со вчерашнего дня… Нет, он и сам это видел по колеям, проложенным колесами машин и на стоянке, не говоря уже о сходящихся сюда многочисленных следах… Следы. Точно!
Постоянное хождение изо дня в день наверняка оставило протоптанную тропинку. Он огляделся. Следы шли со всех сторон.
— Итак? — повторил Фарук, явно теряя терпение.
Вспышка памяти. Уже в темноте, когда он бежал и сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, он натолкнулся на проволочную ограду. Такая ограда виднелась слева, она защищала территорию электростанции, и к ней вела едва видная тропа. Других альтернатив не было. Он кивнул в ее сторону.
— Нам туда, — сказал он.
Огюстэн сошел со ступенек дома Костаса, так и не придя в себя от изумления. Портрет Иисуса Христа. Тогда упоминание лика Христа в проповедях Петерсона не было простым оборотом речи. Он охотился за настоящим. Он завел мотоцикл, выехал с участка, покрытого песком, и собрался уже направиться в полицейский участок, но неожиданно сообразил, почему карпократы казались ему так знакомы. Он снова припарковал мотоцикл и со злостью рванулся обратно.
— Тайное евангелие от Марка! — закричал он, едва Костас открыл ему дверь. — Почему ты не сказал мне о Тайном евангелии от Марка?
— Потому что его не существует, — ответил Костас.
— Что ты такое говоришь? Как я мог о нем слышать, если его не существует?
— Ты слышал о единорогах, верно?
— Это не одно и то же!
— Это именно одно и то же, — возразил Костас. — Тайное евангелие является выдумкой, порожденной жадностью и злобой. Его никогда не существовало. И оно никак не связано с происходящим.
— Ты не можешь этого знать. Во всяком случае, наверняка.
— Я посвятил свою жизнь поискам правды! — гневно ответил Костас. — Подделки являются настоящим бичом. Разговоры о них даже с целью простого опровержения придают им статус, которого они не заслуживают.
— И все равно, — не сдавался Огюстэн, — ты должен был мне сказать. Наш друг в беде. И я должен знать все.
Какое-то время Костас продолжал хмуриться, потом со вздохом сдался.
— Что ж, пусть будет по-твоему, — сказал он, увлекая Огюстэна в библиотеку. — Что тебе уже известно?
— Немного, — пожал тот плечами. — Несколько лет назад здесь работала какая-то американка, писавшая книгу о евангелистах. Кажется, ее звали Мария.
— О да, — кивнул Костас. — Я помню ее. А вы с ней?..
— Мы встречались пару раз, — признался француз. — Она рассказала мне, что Марк написал два Евангелия. Одно для необразованных масс, а другое — для своего узкого круга. Оно называлось Тайным евангелием Марка, и в нем содержались загадочные и сомнительные постулаты, и что оно имело какое-то отношение к карпократам. Вот и все, что я знаю.
Костас вздохнул:
— Прежде всего никакого второго Евангелия не существовало.
— Как скажешь.
— Да. Я говорю именно так. А причина, по которой ты об этом слышал, вот в чем. В пятидесятые годы молодой историк по имени Мортон Смит занимался разборкой библиотеки в монастыре Map Саба.[86]Он заявил, что на последних пустых страницах издания семнадцатого века, содержащего сборник писем Игнатия Антиохского, он нашел рукописный, текст. В этом не усматривалось ничего необычного из-за нехватки и ценности бумаги. Но это был текст неизвестного письма, предположительно написанного Климентом Александрийским, чье содержание оказалось настолько шокирующим, что стало настоящим открытием, сделавшим имя и карьеру Мортону Смиту. Более того, по странному совпадению оно подтверждало его любимую теорию, лишенную других каких-либо значимых доказательств.
— Как удачно!
— Он написал об этом две книги, — кивнул Костас. — Одну — для широкой общественности, а другую — для специалистов.
— Совсем как евангелие от Марка.
— Вот именно, — согласился Костас. — Без сомнения, один из его сомнительных розыгрышей.
— Розыгрышей?
Костас скривился.
— Для настоящих историков есть разница между подделкой и розыгрышем. Розыгрыш призван выставить экспертов легковерными дураками, и злоумышленник, добившись успеха, обычно признается, что просто пошутил. А целью подделки является обмануть навсегда и обогатить своего создателя. Розыгрыш является озорством и может возмущать, но по крайней мере он держит ученых в тонусе. А подделкам нет оправдания! Что ставит перед потенциальным шутником трудноразрешимую проблему. Что, если розыгрыш раскроет кто-нибудь другой, а не он сам? Тогда обман будет раскрыт и его обвинят в подделке. Он будет разорен, и не исключено, что против него возбудят дело. Поэтому шутники стараются принять меры предосторожности. Например, они могут сообщить доверенной третьей стороне о своих планах с указанием открыть правду в назначенный день. Или вставить какую-то заведомую несуразицу, вроде римского воина в фильме с наручными часами. Конечно, не такую очевидную, но в качестве примера сойдет.
Огюстэн понимающе кивнул:
— Ты имеешь в виду, что если кто-то хочет сделать подделку, но боится, что его поймают, он может вставить туда пару таких анахронизмов, чтобы выдать это за неудавшийся розыгрыш, если план не сработает?
— Точно! И Мортон Смит поступил именно так. Он использовал метафору о соли, например, которая имеет смысл только в современном понимании значения этого слова, а во времена Климента под солью имелись в виду только каменные кристаллы. Не говоря уже о том, что Мортон — известный во всем мире производитель соли.
— Но это все уж слишком тонко.
— Да, но надо помнить, что он не хочет быть раскрытым. Ему нужно только алиби на случай провала.