– Молодой ярл, может, пора нам на водометный ход перейти? – с надеждой крикнул с одной из передних скамей Гаук.

– Что скажешь, кузнец, Сварогов любимец? – добавил Корило.

– Времени на то, чтоб пар поднять, уйдет не так много. Скажи мне, когда мы будем в полутора дюжинах вик[77]от бухты, – Кнур прошел вперед и погладил покрытую узором внешнюю обечайку котла, отделенную от внутренней слоем каменной шерсти, чрезвычайно полезного нововведения, имевшего только одно слегка досадное свойство – все, кто достаточно долго ее добывал, чесал, и плел, начинали кашлять и мерли, как мухи.

Стоило развести огонь в топке под котлом, горячий воздух и дым, шедшие через сплетение медных трубок внутри, быстро грели воду. Трубы, через которые выходили дым и отработанный пар, были изогнуты по ходу движения и сделаны в виде змеиных шей с головами.

– Кривому пора кормить огнем жы-ы-э-элезную змею с тремя головами и толстым брюхом? – спросил Кривой через зевок, показавший устрашающий набор зубов, цветом и размерами напоминавших россыпь небольших валунов с четырьмя поставленными стоймя изогнутыми рунными камнями.

Единственная во всем круге земном честная работа, искренне нравившаяся только что проснувшемуся троллю, была кидать дрова в топку и следить, как они горят.

– Заведем водомет, заведем, – успокоил ватажников Горм, – только не так, чтобы дрова кончились посреди бухты Гафлудиборга. Над нами тогда весь Килей до Хейаннира не просмеется. Еще с полдюжины вик?

– Только чтоб спасти нас от позора, молодой ярл! – Гаук начал песню, вскоре подхваченную остальными гребцами, главным достоинством которой была необходимость дико орать «Хрю!» на каждой проводке весел:

– Посмотри – хрю! – ая,

Мать честна – хрю! – ая,

Что там делает шпана —

Через ха – хрю! – ату

По кана – хрю! – ату

За – хрю! – тянут кабана!

Посмотри – хрю! – ая,

Мать честна – хрю! – ая,

Не твоя ли дочь идет?

Вся обо – хрю! – ая

И боса – хрю! – ая,

И в руках тот – хрю! – несет[78]…

Троллиных мыслительных способностей не хватало на воспроизведение всех слов, но «Хрю!» Кривой кричал так, что снасти дрожали. Драккар ощутимо прибавил ход.

– Мы не одни! – крикнул с мачты Щеня.

– Береговая стража? – справился Горм.

– Шесть небольших ладей, съемные щеглы! – отозвался рыжий.

– Береговая стража на снеккарах шастать на будет, скорее на кнорре с камнеметом. Щеня, дай знак второму драккару готовиться к бою! Моя ошибка, конечно – кто в мореходстве поопытнее, подходит сразу к северному берегу острова. Надо было не сопли пузырем раздувать, а Кьяра вперед послать, и за ним идти. Я-то на юг взял, чтобы наверняка с запада в берег уткнуться, а разбойнички, видно, таких горе-шкиперов здесь и ждут… – сказал непонятно кому Горм. – Щеня, сколько народу в снеккарах?

– Еще не разглядеть, то ли у них по семь пар весел, то ли по восемь…

– Считаем, по семнадцать на снеккар, если не больше. Больше сотни против наших семидесяти, не нравится мне такой расклад. Попробуем его выровнять. Кнур, пар поднять не успеем?

– Какое там…

– Тогда ставь щиты. Гребцы, одевайте кольчуги, готовьте мечи, топоры, и копья, и гребите прытко! Когда мы с ними поравняемся, скорость нужна! Щеня, покажи второму драккару барана, и беги на нос, белый щит снимать!

Знахарь развернул баранью шкуру и потряс ей в воздухе. На мачте второго драккара, звавшегося «Олень Фьордов,» Гьюки развернул такую же шкуру в ответ. Гребцы первого от кормы ряда ненадолго оставили весла, чтобы снарядиться в боевую справу. Когда они снова принялись грести, пришел черед следующего ряда облачаться в кольчуги и шлемы и вешать на борт щиты.

– Сейчас мы узнаем, стоила ли Торлейвова придумка восьмидесяти марок серебра, – Горм старался держать прави́ло как можно легче, и чтобы раньше времени не выдать верткость драккара нападающим, и чтоб не терять скорости. Со снеккаров кричали непонятное из-за расстояния, а может быть, и из-за языка – отрывки, доносившиеся вдоль воды, звучали угрожающе-бессмысленно.

– Щеня, поменяйся с Корилом у весла! – осенило старшего сына ярла. – Корило, доставай козу! Только сразу не начинай играть, подойдем поближе!

– Не козу, а волынку! Настоящая, в Волыне сработана, с лягушкой и тремя дронами, – объяснил Корило, извлекая из холстинного мешка устройство, сделанное из цельного козьего меха. Где у козы полагалось быть копытам, торчали трубки, одна из которых соединялась с небольшим мехом наподобие кузнечного. На нем-то и была изображена лягушка. – Что играть-то?

– Ты что-нибудь коннахтское или лоутское знаешь?

– «Атол брас,» «Конунг альвов.» Зачем, давай лучше «Дева вопрошала?» Красивее?

– Давай «Атол Брас.» Надо не красивее, а чтоб пробрало! «Деву» будешь пьяным поморцам в корчме играть!

– Ну, как скажешь, – Корило просунул руку в лямку, затолкал мех под мышку, и принялся надувать воздух в шкуру.

– Это ты у Мстивоевой ватаги взял? – спросил здоровяк Реннир, ныряя в пластинчатый доспех. – Биркинские шкиперы, как волынку заслышат, даже на берегу за кошель хватаются!

– Ну, под боевую волынку не только бодричи морским разбоем промышляют. Еще ушкуйники, только у тех как раз коза, – сказал Корило.

– По-каковски они орут? – полюбопытствовал Стир, прилаживая к креплению на борту большой круглый щит из дерева, крытого бычьей шкурой и проклепанного поверх кожи железными бляхами. – Чтоб меня скрючило, там кто-то с Лолланда есть! Слышите, как гнусит?

– Они будут верпы с канатами кидать, – крикнул Горм, – чтобы с нашими кораблями сцепиться! Видишь канат – руби! А сейчас – гребите во всю мочь! Корило, играй!

Венед вытащил затычки из трубок и нажал локтем на козий мех. Раздался оглушительный вой, словно три матерых волка приветствовали луну протяжно, а четвертый помоложе – с переливами. Прерывистый вой последнего волка помогал гребцам задать еще большую скорость. Чтобы не отставать, Хан бешено залаял. Не очень успешно пытаясь перекрыть волынку и пса, Гаук снова запел, или заорал, очередную песню, как обычно сложенную Эгилем Сыном Лысого о собственной непредставимой крутизне и нарочитом презрении к смерти:

– С восьмерыми дрался!

Раз! Раз! Раз!

С дюжиною даже!

Раз! Раз! Раз!

Все убиты мною!

Раз! Раз! Раз!

Волку на добычу![79]