весьма деликатно держался в тени, предоставив действовать Дэвису.

— Я сделал две попытки, сэр, но так и не мог установить наличия связи между сержантом Аткинсоном и пастором Пи… прошу прощения, мистером Вейтом, сэр. Миссис Аткинсон помнит его еще по Лигейту, сержант частенько брюзжал по его адресу, только и всего…

— Понятно. А как чувствует себя миссис Аткинсон?

— Сейчас к ней из Манчестера приехала сестра. Мне кажется, дела немножко налаживаются. Но я буду поддерживать с ними связь, сэр.

— Держите и меня в курсе дел, хорошо? Вы не знаете, Вейт у себя?

— Видели, как он днем возвратился домой и вроде бы больше не выходил.

— Из дома один выход?

— Ворота и калитка, сэр, сюда на дорогу.

— Хорошо, благодарю. Я не жду никаких неприятностей, мне просто хочется с ним побеседовать, но все же я предпочел бы иметь под рукой человека, чтобы в случае нужды позвать его. Дэвис дежурит или свободен? — обратился он к сержанту.

— К вашим услугам, сэр.

— Прекрасно, тогда пошли к нему домой.

Они вошли в темный двор, обсаженный вдоль стены низкорослыми деревьями и густым кустарником: посередине имелась круглая лужайка, выглядевшая ужасно бледной на общем мрачном фоне. Все окна были темными, свет горел только над входной дверью, тускло освещая ступеньки крыльца. Дэвис зажег фонарик и посветил на ряд зонтиков, над которыми были прикреплены дощечки с именами жильцов.

Квартира 6. Мистер Пит Вейт. «Компания борьбы с дорожными катастрофами».

— Он и правда немного помешался на этом пунктике, не правда ли, сэр?

— Похоже, — сказал Роджер, нажимая на звонок, и через минуту послышалось звяканье цепочки и скрип отворяемой двери.

— Н-да, похоже он не сильно остерегается, если даже не спрашивает, кто к нему стучится. Впрочем, может быть, он кого-то ждет? Как вы предпочитаете, чтобы я оставался снаружи, или пошел вместе с вами?

— Пожалуй, на верхней площадке.

— Слушаюсь, сэр.

Обе площадки были едва освещены, окраска дверей и перил была в таком плачевном состоянии, что хуже не придумаешь. Краска во многих местах облезла, точно так же, как и на стенах, сплошь украшенных трещинами и подтеками. Ступеньки скрипели и трещали под облезлым линолеумом.

На лестницу выходило всего шесть квартир, по две на каждом этаже. Ни из одной не доносилось ни звука, в доме стояла такая тишина, что невольно делалось не по себе.

— Вот шестой номер, — сказал Дэвис, освещая дверь, — я отойду в сторону так, чтобы меня не заметили.

— Правильно, — похвалил Роджер.

Да, из Дэвиса со временем получится неплохой детектив!

Дэвис нажал на звонок посреди двери, раздалась громкая раскатистая трель. Через короткое время послышались шаги, затем щелчок выключателя. И вот уже дверь широко распахнулась. На пороге стоял моложавый человек с шапкой белокурых волос, глаза у него округлены, губы полураскрыты, как будто он сильно удивлен.

— Добрый вечер, — начал Роджер официальным тоном. — Вы — мистер Вейт?

— Я, ну я, да, я — Вейт, да…

У него был разочарованный, почти обескураженный вид:

— Могу ли я… чем могу быть полезен? Если вы пришли на митинг, то, к сожалению, он назначен на завтра, но если желаете взять несколько листков или плакатов, то… — и он замолчал, всем своим видом показывая, что сомневается, такова ли цель прихода Роджера.

— Я бы хотел с вами поговорить, — объяснил Роджер, протягивая свое удостоверение. Пока хозяин рассматривал документ, пришедший рассматривал хозяина.

Преподобный Питер Вейт был более худощавым, чем на фотоснимках. В нем было что-то мальчишеское, особенно пухлые красивые губы. При виде удостоверения он нахмурился. Похоже было, что он близорук. На нем был бледно-серый костюм, который морщился на плечах, как будто недавно промок и не был после того отглажен.

Он поднял глаза.

— Из Скотланд-Ярда? Старший инспектор Вест? Уверен, что слышал ваше имя. Ну, входите же, старший инспектор. Входите! По правде говоря, я ожидал другое лицо, молодую леди, и слегка разочарован, но возможно, ей еще рано, ведь еще нет и половины, не правда ли? Надеюсь ваше дело не потребует много времени? Мы с мисс Эйкерс собрались на… погулять.

— Вряд ли наша беседа затянется, — успокоил его Роджер.

Мисс Эйкерс?

Он вошел в прихожую.

Скорее это был крохотный коридорчик, из которого вели три двери. Одна была распахнута, виднелось более ярко освещенное помещение. Свет струился со стен, сплошь увешанных плакатами и лозунгами, в большинстве своем необыкновенно яркими, рисунки были примитивными, как если бы их выполняли дети. На одной из стен были прикреплены полки, на которых пачками были сложены листовки.

— Мм-ээ… мы можем перейти в мою личную комнату, — сказал нервничая Вейт, — там удобнее, стулья и…

— Меня интересует как раз штаб вашей компании, — сказал Роджер, проходя в освещенную комнату. Она оказалась гораздо больше, чем он думал, причем все четыре стены были покрыты «наглядными пособиями». Преобладали красный и зеленый цвета.

Посредине стояли четыре, сдвинутых вместе, стола. Они были завалены стопками конвертов. Тут же лежали ручки и стояли чернильницы. Рядом — четыре стула. В конце комнаты перед окном находился письменный стол, на котором тоже громоздились бумаги и стояла серая портативная пишущая машинка.

— Похоже на избирательный участок, — весело сказал Роджер.

— Вы так считаете? — Вейт говорил невероятно осторожно. — Самое важное, что пока помещение говорит о неослабевающей деятельности, инспектор. Когда приходят добровольные помощники, им приятно видеть, что до них побывали здесь и другие и что стулья освободились специально для них, чтобы они могли тоже потрудиться. Вам многое известно о… о моей Компании, инспектор? Я, нет, я не должен садиться на своего излюбленного конька, ведь у вас ко мне, наверное, имеется дело, не так ли? Чем могу быть полезен?

Роджер все еще оглядывался.

— Много ли из тех, кто помогал вам в прежние времена, остались вплоть до настоящего времени?

— Э-э? Ах, старые помощники? Ну, их человека два-три. Может быть, вы не знаете, что я начал в Лигейте, а это далековато отсюда. Несколько человек перебралось поближе, они приходят регулярно, но должен сознаться, что поддержка общественности весьма незначительна, можно сказать, что практически она равна нулю.

Роджер изучал своего собеседника и одновременно давал ему время прийти в себя.

Человек менялся буквально на глазах. На его детски-округлой физиономии появилось нетерпеливое выражение, как будто он очень хотел, чтобы Роджер выслушал его.

Он ухватился за лацканы своего пиджака, вся его поза напоминала оратора на митинге. Впечатление было странное: он вызывал к себе сострадание и одновременно уважение. Голос у него постепенно