— По понятиям…

— Ну…

Нет. Я не оборзел. Я взбешен. И сейчас просто пережидаю, пока горячий, как накат хмеля, гнев остынет, осядет, успокоится, превратится в холодную, словно иголочки льда, расчетливую ярость. Потом… Потом, я знаю, придет грусть…

Вот тогда я бью.

О чем торгуются эти молодые здоровые парнишки?

О том, за сколько продать человека.

Ну, блин… Легким поучительным кровопусканием их утомленную психику не исправить.

— Ну ты, баран… — один из братанков чувствительно пихает меня в селезенку, — ты что, задницей слушаешь?..

Неаккуратно он ручонку-то растопырил… И перстней не видать, чтобы так вот опрометчиво — «…и пальцы веером…».

Хлопчик впечатывается мордой в асфальт, и только поэтому молчит. Хотя хруст переломленной в локте руки слышен вполне…

Второго подсекаю и методично прикладываю мордой лица об уголок бордюра, пока не получается однородная невнятного цвета масса. Сидящий за рулем худощавый заводит мотор и пытается скрыться с места происшествия, оставив «группу товарищей», как у них принято, в беде. Хотя… Беда их постигла не при встрече со мной, а много раньше — когда они решили жить легко и красиво и поговорку о бесплатном сыре не относить на свой счет… По счетам нужно платить. Всегда.

Ударом ноги крошу ветровое стекло, командую водителю:

— Вылезай!

— Да я не с ними, просто… — лепечет худощавый, но из бибики выбирается.

— Загружай.

— Ч-ч-то?

— Свинину загружай. Да пошустрее.

Малый кое-как справляется. Страх погоняет. Вынимаю из бумажника визитку. На случай, если молодым людям захочется продлить столь приятное знакомство. То, что они знают мое имя и адрес, я уже понял. Осталось выяснить — откуда.

Документов у незадачливых вымогателей никаких; забираю техпаспорт на машину и права у худощавого. Сову эту нужно прояснить.

— Откеле будете, землячки…

— Да я просто шофер…

— А я просто киллер. Похож?

— Кто на что учился…

— По чьей наводке накат?

— Гнедой решил.

— Кто есть Гнедой?

— Ну, которого вы об бордюр…

— «Диких» в Москве давно нет. Чьи ребята?

— Мы на обеспечении, по марафету… А девчонка эта, Лиса по хазам приблудилась, вот Гнедой ее ил к делу пристроить… А тут она слиняла… А сегодня Гнедой узнал, что она у вас… Ну и сказал: выставим лоха, хуже не будет.

— Пеньковские?..

Худощавый потупил взгляд.

— И крестный ваш о личных инициативах Гнедого не ведает… Так?

— Так.

— Слушай внимательно. Если Гнедой наврет крестному и на меня пеньковскую разборку наведет, в ответке ты окажешься. Персонально. Понял?

— Да я…

— Вижу — понял.

— Только… Все же Гнедой — не «урод» последний, Там, — худощавый кивнул куда-то наверх, — могут не так понять…

— Поймут. Каждый баран должен носить свои рога. А «бык» — тем более.

Водитель покосился на две окровавленные туши, cипящие в четыре ноздри.

Когда в сознание придут больно им будет.

— Все же… Вы очень с ними круто…

— Кто на что учился.

ТАШКЕНТ, УЗБЕКИСТАН

Несмотря на то, что гостиница была пуста, номе Макбейн получил с трудом. По крайней мере, это был отдельный номер с грязной, желтой ванной и отсутствием горячей воды. Зарегистрировался он как гражданин России, уроженец Уфы Ильяс Сулейменов. Бизнесмен.

Прочитав заполненный регистрационный лист и оглядев наряд «бизнесмена», человек за стойкой понимающе хмыкнул. Да и загореть так «уфимец» мог только в горах… И еще — портье, Рамзан Алыгбеков, два года крутил баранку бензовоза в Афгане, чтобы на раз отличать «солдата удачи» от «рыцаря наживы». Причем этот парниша такой же Ильяс, как он — Густав. Выкрашенные волосы и борода хотя и не бросались в глаза, но принять мужчину за татарина или башкира было сложно Да он, по-видимому, не особенно и старался. Впрочем свои наблюдения Рамзан никогда не делал «достоянием широкой общественности», будь то компетентные органы или друзья-приятели. Третьесортная гостиница была перевалочным пунктом для транзита наркотиков, оружия, боевиков… Даже не щедрые чаевые постояльцев делали портье таким молчаливым — гости были людьми особого сорта и не любили трепачей до смерти…

Впрочем, сегодняшний гость — особенный. Он прибыл явно сам по себе, ни от кого… В их «отеле» такое не просто редкость — исключение. А значит, нужно позвонить Тимуру. Его дело маленькое — позвонить. А Тимур пусть решает…

— Девочки, травка, «снежок»?.. — тихо по-русски прошептал Алыгбеков, наклонившись к незнакомцу.

— Нет.

— Есть хорошая российская водка. Из Москвы. Кристалловская.

— Давайте.

Портье назвал цену, получил деньги.

«Уфимец» поднимался по лестнице. Он и не русский — говорит с легким акцентом. Скорее всего — прибалт. Какой-нибудь киллер, волк-одиночка. А вот новых разборок в хлебном Ташкенте никто сейчас не хочет. Кто его нанял, зачем?..

Пусть выясняет Тимур. Его дело маленькое. Посетить, разузнать, продать…

Сейчас этот волчара выпьет водки с устатку и станет беспомощнее дохлой гюрзы…

То, что новый постоялец опасен, Рамзан почувствовал сразу.

Он поднял трубку телефона, набрал номер:

— Имею предложить Тимуру барана… Да, как раз на плов…

Макбейн быстро осмотрел номер. Пусто. Подошел к окну. Выглянул. Метрах в трех — ржавая пожарная лестница. К ней можно пройти по едва выступающему карнизу. Если повезет…

Внизу — четыре полномерных этажа. Упасть можно чувствительно, если не умеючи. Но — не смертельно.

Макбейн быстро снял куртку, рубашку. Остался в брюках. Набрал воды, намылил лицо, поморщился, коснувшись опасной бритвой кожи.

Покончив с бритьем, взял тазик, вылил туда содержимое тюбика, нанес образовавшуюся пену на волосы. Подождал несколько минут, подставил голову под струю — вода потекла коричнево-синего цвета. Через несколько минут повторил процедуру… Закончив, придирчиво осмотрел себя в зеркало.

«Боевик» исчез. На Макбейна смотрел голубоглазый блондин с выступающим сильным подбородком и жесткой линией рта. Мужчина провел щеткой по волосам.

Длинноваты, но для «бизнесмена» пока сойдут.

Из баула вытащил сумку. Оттуда — сверток. Быстро переоделся — брюки, рубашка, пуловер, ботинки… Куртка из мягкой замши…

То, что за дверью номера кто-то есть, он даже не услышал — почувствовал.