— А вы что думаете по этому поводу? — Никита повернулся к таинственно помалкивающему Семановичу.

— Большая. Бурая. Медведица! — усмехаясь, подтвердил Семанович. — Такого же цвета, как вот эта таежная ночь. Поэтому она сливается с этой темнотой и подкрадывается невидимо. Говорят, она умеет ходить совсем неслышно. Большая редкость для медведя. Ну да недаром же в нее дух ворожеи вселился!

Шуркэн-Хум наваливается сзади, переламывает хребет. Говорят, что на шее у нее обруч.

— Может, ошейник?

— Можно и так сказать… — заметил Семанович. — Серебряный тонкий запаянный ободок.

— Это ведь все сказки? — с надеждой спросил Никита.

— Кто ж его знает? В таких местах быль от правды никогда не отличишь. Во всяком случае, говорят, будто в то утро, когда археологи погибли, не нашли серебряного обруча, находившегося между третьим и четвертым позвонками у жмурика в захоронении.

Косточки остались, будто и не дотрагивался до них никто. А ожерелье исчезло.

— Ну, ясное дело, кто убил археологов, тот, видно, и ожерелье унес? — заметил Никита.

— Вот и я о том же… А местные, вишь, верят, что на медведице он теперь, этот обруч серебряный, — заметил Иван.

— Ну и дела… — поразился Лопухин.

— Короче, с той пора сюда, в эту Тавду, носа никто не совал. Настоящим археологам денег не дают на экспедиции, а черные археологи боялись шибко… Суеверные! Вдруг про медведицу это все правда? Вот только Семанович у нас отчаянный. Уж сколько лет ему эта история не дает покоя… Все твердил: раз одно захоронение нашли, значит, еще есть! И видишь, прав оказался. Добился своего. Думаешь, Аулена легко было уговорить нам помогать? Горы золотые ему пообещали, точнее — реки водки… Все племя его споить поклялись огненной водой… Еле уговорили! Никак не хотел сюда с нами идти. Боялся шибко. Да и сейчас, не гляди, что он храбрится, все равно, я уверен, от страха трясется — того и гляди сбежит! У них медведь ведь самый почитаемый, самый главный зверь. Ведь вся жизнь у них с охотой, со зверьем связана. У них и клятву дают над лапой или мордой убитого медведя.

— А вы сами?

— Что — сами.

— Не боитесь этой медведицы?

Иван пожал плечами.

— Да лес ведь полон диким зверьем, разве не так? — нехотя буркнул он.

— Так-то так…

Иван положил руку на ружье:

— Что делать… Будем защищаться!

— Се ля ви. Такова жизнь. Если беде суждено прийти, не убережешься, — подтвердил Семанович.

День выдался в городке странный. С самого утра улицы утопали в тумане. Причем то вдруг становилось ясно и казалось, что теперь весь день будет светить солнце; то вдруг машину снова накрывало холодным и белесым клоком густого тумана, как будто они были не в машине, а в самолете и входили в тучу.

Тогда Светлова вела машину очень медленно. Потом опять становилось ясно. Как будто от большого главного тумана где-то далеко отрывало клоки и приносило к ним в город.

Уже битый час Анна и Дэзи ездили по улицам в поисках «того самого дома». Дэзи отказалась садиться за руль, и это пришлось сделать Светловой.

Сама девушка сидела, бессильно откинувшись на спинку сиденья, с бледным, застывшим, как маска-, лицом. И возможно, из-за такого своего состояния, а возможно, как раз из-за этого дурацкого тумана и не могла никак узнать, определить дом, в котором с ней приключилась в высшей степени странная история.

— Нет, это какое-то мучение! — пожаловалась наконец Аня. — Ну и денек! Явно не для следопытов…

Люди на улицах, дома, деревья — все то исчезало на некоторое время в тумане, то появлялось снова.

В какой-то особенно густой порции тумана Светлова остановила машину совсем.

— Знаешь что, Дэзи… Тебе нужно хоть немного успокоиться. — Анна осторожно и ласково дотронулась до ее руки. — Сосредоточиться….

Очевидно, она сделала это совершенно напрасно, потому что у Дэзи тут же появились на глазах слезы.

— Это всегда так, — всхлипнула девушка. — Никто не жалеет, и ничего, держишься. А только пожалеют, и сразу плачешь.

— Ну и поплачь, — вздохнула Светлова. — А потом мы с тобой снова займемся делом.

— Я такая одинокая, — призналась Дэзи сквозь слезы. — Очень одинокая и совершенно сумасшедшая…

— Ну-ну!

— Но вы же сами говорили, что я сумасшедшая.

— Ничего я такого не говорила, — запротестовала Светлова.

— Ну, не говорили, так думали.

— Тем нормальный человек и отличается от идиота, что в состоянии менять точку зрения по мере поступления новой информации.

— Разве так бывает, чтобы ни с того ни с сего упасть в какой-то странный обморок, а потом — чтобы глюки всякие?

— Бывает всякое, — возразила Светлова. — Правда, у этого «всякого» непременно должно быть какое-то объяснение. Вот что, поплакали и хватит. Поехали дальше, посмотрим-ка, что же это за таинственный дом.

И она снова включила двигатель. А Дэзи вдруг судорожно схватила ее за руку.

— Осторожно! — возмутилась Светлова. — Мы чего доброго врежемся. Разве так можно?

— Понимаете, я боюсь…

— Понимаю. Но пойми и ты… Нам нужно вернуться туда прежде всего из-за тебя. Даже если нам и не удастся ничего толком выяснить. Хотя я вовсе не исключаю, что удастся. Нужно убедиться, что тебе вовсе не снились страшные сны. А если и снились, то и у этого явления должно быть какое-то объяснение.

По каким-то причинам ты ведь там потеряла сознание? По каким, спрашивается?

— Ну хорошо, хорошо. Как хотите… — Дэзи смирилась и откинулась на спинку сиденья. — В конце концов если вы все берете на себя…

— Беру, беру, — вздохнула Светлова и тронула машину с места.

Снова выглянуло солнце. И вдруг Дэзи воскликнула:

— Узнаю! Я узнаю эту улицу! Поезжайте вперед: кажется, этот дом должен быть справа…

Уже на подъезде к знакомому дому Дэзи опять заволновалась.

— Можно я останусь в машине?

— Можно, — согласилась Светлова.

Анна ушла. Снова наполз туман. Было тихо и страшно. Дэзи сидела, прижавшись к креслу машины, словно это гарантировало ей безопасность. На дом она избегала даже смотреть. Лишь однажды скользнула взглядом по окнам второго этажа. Теперь они все до одного были закрыты. В том числе и то, из которого она так экзотически выбралась.

Теперь, при свете дня, все, что происходило здесь с ней некоторое время назад, казалось ей просто невероятным. Нет, она все-таки точно сумасшедшая…