– Гуини, ты по-прежнему уверена, что время пришло?

– А ты нет? – ответила она вопросом.

После паузы он кивнул.

– Да. Боюсь, ты права.

– Тот факт, что ты позвонил мне сегодня по поводу этих сведений, что они наконец-то попали в твои руки… это подтверждение.

Из кармана пальто мистер Хэнлон достал ключ на зеленом эластичном пластиковом шнурке. Передал Гвинет.

– В его окружении только двое точно знают, кто он на самом деле. Один – его секретарь. У него комната на первом этаже. В дальней части дома, но в этом он участвовать не будет.

– Этого и не требуется. Он сделал предостаточно.

Мне оставалось только гадать, о ком они говорят, потому что спрашивать я считал себя не вправе. Если мне что-то следовало знать, я не сомневался, что Гвинет введет меня в курс дела.

– Система обеспечения безопасности работает, но звуковая сигнализация отключена, поэтому сирена не завоет. Пульт управления тоже не подаст сигнал тревоги, если ввести контрольный код.

Гвинет взяла у него полоску бумаги с напечатанными четырьмя цифрами и звездочкой.

– Хотя сирены не будет, служба мониторинга охранной компании зафиксирует проникновение в дом, и у тебя будет только одна минута, чтобы набрать код на пульте и предотвратить выезд группы быстрого реагирования.

Хотя я привык проникать в запертые помещения, где находиться мне не полагалось, никогда раньше я не проделывал этого с намерением совершить преступление. От слов мистера Хэнлона мне стало как-то нехорошо, хотя я и представить себе не мог, что Гвинет может нарушить закон. Я так сильно любил ее, что доверял всем сердцем. За какие-то часы доверие перестало быть выбором и превратилось, подкрепленное любовью, в фундамент всех моих надежд на будущее.

– Его личные апартаменты занимают весь третий этаж. То, что тебе нужно, ты найдешь в гостиной. Перед тем как лечь спать, он обычно принимает таблетку лунесты. Поэтому спать должен крепко, в своей спальне, которая расположена в конце длинного коридора. Если ты не будешь шуметь, он и не узнает о твоем присутствии.

Чувствуя, что встреча подошла к концу, я уставился в пол, опасаясь, что мистер Хэнлон забудет про свое обещание и повернется ко мне, чтобы попрощаться, совершенно естественно взглянув в глаза.

Возможно, я мог об этом и не тревожиться, потому что услышал от него:

– Аддисон, позаботься об этой девушке.

– Сделаю все, что в моих силах, сэр. Но, подозреваю, это она позаботится обо мне.

Я почувствовал улыбку в его словах.

– Ты, вероятно, прав. Наша Гуини – сила природы. – Следующая фраза относилась к Гвинет: – Скоро увидимся?

– Как мы и договаривались.

– Ты действительно уверена, что должна это сделать?

– Более чем.

– Пусть Господь пребудет с тобой, дитя.

– И с тобой.

Вместе с нами мистер Хэнлон вышел в фойе, где мы прошли по иероглифам и силуэтам египетских богов: Осириса, Гора, Исиды, Нефа, Амон-Ра, Анубиса. Он выпустил нас из кинотеатра, а когда мы побежали к «Ленд Роверу», запер двери на ключ.

К тому времени, когда Гвинет завела двигатель и включила фары, ее опекун уже подходил к перекрестку, ссутулившись и наклонив голову против ветра.

– Может, нам его подвезти? – спросил я.

– Идти ему недалеко. За его домом могут следить, так что нам лучше к нему не приближаться.

Она отъехала от тротуара в заваленный снегом город, белый, как свадебный торт. Этот образ инициировал другой, и мысленным взором я увидел фигурку жениха, стоящую на таком торте. Марионетку во фраке. Воображение – это прекрасный, но иногда очень уж тревожащий дар. В моем видении невеста рядом с женихом отсутствовала, но он улыбался, явно ожидая ее появления с минуты на минуту.

– Почему ты сказала ему, что хочешь, чтобы он мне кое-что не рассказывал? Что именно?

– Ты скоро узнаешь.

– У тебя какая-то… болезнь?

– Болезнь? Почему ты так думаешь?

– Ты сказала, что отдашь все свои деньги, если это сможет что-то изменить. Ты сказала, что это больше не имеет значения.

– Ты слишком много тревожишься, Аддисон. Я ничем не больна. Правда. И ты знаешь, я никогда не лгу.

– Я тоже не лгу. Иногда ухожу от ответа. Как ты.

– Ты интересный парень, – изрекла она после паузы.

– Правда?

– Да, и тебе лучше таким оставаться.

– Каким?

– Интересным.

– Я не понимаю.

– Не важно. Я понимаю. А теперь помолчи. Мне надо подумать.

Улицы наконец-то полностью опустели, не считая нас и снегоуборочных машин. Ярко-желтые маячки на крышах кабин превращали снег в золото, а на стенах домов полосы ядовито-желтого света сменялись полосами тени.

Теплой июньской ночью, когда мне было четырнадцать, в большом парке летали светляки, сотнями бесшумно скользили сквозь темноту, знакомую мне по жизни на горе, но такую таинственную в метрополисе. Я представлял себе, что они – воздушные корабли, на борту которых пассажиры летят из своего мира в другой, населенный такими же лилипутами, пересекая по пути наш и изумляясь странностям этого места. В ту ночь мы в первый и последний раз видели светляков в городе, словно они и не родились здесь по воле природы, а материализовались стараниями какой-то другой силы, которая хотела, чтобы эти мерцающие фонарики предупреждали, что надо держаться подальше от чего-то важного… или, наоборот, направляли к нему.

Позже той же ночью, проходя по проулку, мы услышали мужской голос, слабый и дрожащий, зовущий нас:

– Помогите мне. Я ослеп. Они ослепили меня.

Мы нашли его лежащим рядом с мусорным контейнером и, поверив, что он слепой, решились подойти, осветили фонариком. Увидели мужчину лет пятидесяти в дорогом, но мятом костюме, теперь безнадежно загубленном пятнами крови. Его голове крепко досталось. Распухшее, в синяках лицо испугало меня. Кровь сочилась из разбитой губы и из десен около двух сломанных зубов. Его глаза не реагировали ни на свет, ни на движение, но поворачивались на наши голоса, словно он пытался увидеть то, что слышал. Стоять с нашей помощью он мог, идти – нет. Мы, как всегда, носили перчатки и повели его, отец слева, я справа, к больнице, которая находилась в полутора кварталах. Несмотря на теплую ночь, нас прошиб холодный пот: мы сильно рисковали, приближаясь к оживленному месту.

Волоча ноги между нами, он с некоторым недоумением рассказывал, что это безопасный район и он не испытывал никакой тревоги, когда возникла необходимость пройти два квартала в столь поздний час. Трое мужчин поджидали его в этом темном проулке. Заступили дорогу, ткнули пистолет в живот, схватили и утащили в темноту. В бумажнике у него лежали тысяча двести долларов, кредитные карточки, часы стоили пятнадцать тысяч, перстень с бриллиантом – пять, и он думал, что грабители не причинят ему вреда, если он им все это отдаст. Он знал человека, которого ограбили несколькими годами раньше, но добыча оказалась столь малой, что грабители в раздражении сильно его избили. На этот раз они разозлились из-за того, что он оказался таким богатым, решили, что это несправедливо, когда у одного так много всего, обвинили его в том, что он крал у других, так или иначе, попрекнули дорогим костюмом и туфлями от Гуччи и избили, порицая его богатство. Он не знал, как долго пролежал без сознания, а очнулся с ощущением, что череп раздроблен и держится воедино только кожей и волосами. И он ничего не видел.