class="p1">Вы правда не понимаете, что красивая оболочка это еще не все? Думаете, подмена будет незаметна?! Думаете, можно будет утешиться, обладая красивым телом и зная, что там, за прекрасными глазами, совсем не тот человек?!

— Да какая разница! — вспылил лиданиец.

— Разница есть — яростно вскричала Маша. — И вам никогда не стать Альбертом!

А он — он сохранит свою силу даже в другом теле! Даже в самом невзрачном он останется неистовым, он сохранит свое достоинство и волю! Я люблю его за это! Именно за это!

— Да демоны тебя побери! — вскричал лиданиец в отчаянии. — Но он жесток. Я знаю, он жесток: Он причиняет боль, не раздумывая! Безжалостно и бесповоротно калечит.

— Но оставляет жизнь, — хрипло ответила Маша, дрожа от страха и напряжения.

— Даже ценой огромного риска. Он знает цену жизни. И в самые темные времена он находил в себе милосердие. Он прячется за образом безжалостного и кровожадного дракона, но под ним человек. Всегда человек. Живой и чувствующий.

— Это невероятно, — прошептал лиданиец Истерический смех готов был вырваться из его груди. — Да, да, верно, ты права. Не все равно, что за душа в теле. Твоя душа глупа, женщина! Невероятно глупа! Такие, как ты, живут мало, как мотыльки-однодневки. Эвита

Флорес бежала бы со мной, не раздумывая. Она с радостью приняла бы от меня все дары, что я мог бы ей дать. И меняла б тела, как платья, красуясь и продлевая свой век бесконечно долго! Она была рождена блистать и править. А ты для этого не годишься. Как жаль.

Потрясенный и потерянный, побледневший, лиданиец отшатнулся. На его лице блуждала жалкая, растерянная улыбка.

— Если для вас блистать — значит паразитировать на людях, то да, не гожусь, — твердо ответила Маша. — Я вдруг поняла королеву. Не во всем, но поняла. Я ее жестокости не оправдываю, и со многим не согласна, но такой ее сделали вы. Маги. ЕЙ, лишенной волшебного дара, было страшно жить в этом мире. Где любой, вроде вас, мог использовать ее… как платье. Отнять ее молодость, ее силы, и заставить умереть вместо себя от старости. Она защищалась, как могла. И вся ее ярость, вся ее ненависть — из страха. Как загнанное животное, она могла только убивать.

— Замолчи!

— Интересно, — неумолимо продолжала Маша, наступая на лиданийца, — как много талантливых и прекрасных людей вы загубили ради «платья» для серой посредственности? Для глупых и пустых людей, вроде принцессы? А скольких любящих людей разлучили? Матерей и детей? Влюбленных в их первую, самую прекрасную весну?

Сколько горя вы принесли, даже не задумываясь? Вы обвиняли принца в жестокости, в том, что он причиняет боль… а терять близкого — это не больно? Не жестоко отнимать у цветущей девушки жизнь и будущее, все надежды, все мечты, напяливая на нее чужое, дряхлое, старое тело?

Лиданиец отступил еще на шаг от Маши, которая теперь пугала его безжалостными словами.

— Все еще считаете себя милосердным и добрым? Да? Принц клеймил это тело, выжег свой знак на коже. Но не отнял ни дня молодости, ни часа жизни. А вы? Сколько раз вы, не задумываясь, вырывали из семей юношей только ради того, чтобы блеснуть на балу?

А?

— Ты оборотень — выдохнул лиданиец. — Чужачка! Ты ничего не понимаешь, ты не принадлежишь этому миру! Здесь свои законы! Кто-то может жить вечно, а кто-то всего лишь корм, трава под ногами! Если б магии это было неугодно, она б этого не допускала!

— Она б и меня не допустила в этот мир, — жестоко ответила Маша. — Если 6 считала, что я не права. Если б считала, что вы не заслуживаете этих слов. Но я вас научу думать. Я вас научу не спать ночами! Вы будете слышать голоса всех, кого уморили, у кого отняли все!

Они будут жаловаться и плакать, рассказывать о своих изломанных мечтах, и так без конца! Ни мига покоя, пока не раскаетесь в каждом своем злодеянии!

— злобный оборотень — заверещал лиданиец, зажимая руками уши и отшатываясь от

Маши, как от самого чудовищного призрака. — Что за жуткая магия?! Ты маг?! Что это за проклятье ты на меня наслала?!

— Это называется совесть, — сурово рявкнула Маша.

— Ты… ты. — лиданиец чуть не плакал. Видимо, его психика была слишком хрупка, и то, что он никогда ранее не испытывал — жестокие муки совести, — настигло его тотчас же. —

Ты такая же злобная тварь, как и принц! Подобна дракону, пожирающему живую трепещущую плоть. Только монстру мог понравиться этот дрессированный ящер!

— Побольше уважения к государю.

Голос принца был похож и на гром, и на яростный рокот драконьей глотки.

Он выступил из темного угла, и Маша вскрикнула от испуга.

«Застал с лиданийцем! — промелькнуло в ее голове. — Пришел через тайный ход. Верно, призраки его привели. Нажаловались… то-то они молчали, кода лиданиец тут соловьем заливался! И долго он тут! Не наговорили ли мы здесь чего лишнего? Про королеву говорили… я говорила. И ему это вряд ли понравится! Впрочем, что сказано, то сказано.

Это все правда».

Лиданиец, увидев принца, спешно отпрыгнул прочь, но оступился и упал, жалко и слабо завозился на полу, постанывая от боли и страха.

Альберт рассматривая поверженного врага, лишь покачал головой.

— Странная смесь благородства и ничтожества, — немного удивленно произнес он.

— Прискорбно, когда мужчины хватает только на то, чтоб говорить правильные слова, но не совершать правильные поступки. Защищайся, рыцарь Родерик. Решим наши споры сейчас и здесь.

И он швырнул ему узкий длинный меч, тревожно зазвеневший о каменный пол.

— За что?!

Лиданиец отполз от брошенного меча, словно тот был гадюкой.

— Ты, кажется, хотел позаимствовать мое тело, чтоб смущать воображение женщин? —

спокойно ответил принц. — Вот и посмотрим, достанет ли тебе сил натянуть драконью шкуру.

— Легко быть смелым, — со смехом прошептал лиданиец, отползая от наступающего принца, — когда ошейника больше нет.

— Легко быть смелым, думая, что он есть, — парировал принц. — Рассчитывал перехватить власть надо мной, м-м-м? Защищайся.

— Как будто ты поступил бы иначе.

— Может, и также.

— Так в чем моя вина? Я лишь подумал. Не воплотил в жизнь.

— Хорошо. Раз это обвинение кажется тебе надуманным, я предложу тебе другое.

— Альберт кивнул на Машу — Ты хотел увезти королеву. Две королевы, уничтоженные за одну ночь — это много, это слишком много!

— Что. — выдохнул лиданиец, с изумлением глянув на Машу.

— Мы женаты, лиданиец, — спокойно ответил Альберт. — Поэтому твоя магия отвергла мой союз с твоей родственницей. Старая королева мертва; меня ждет коронация,