миграцию ограниченного масштаба. Добавим, что Порта никогда не проводила политики, заведомо благоприятной для евреев[253].

Арабские провинции отличались письменным использованием иудео-арабского языка. В центральных провинциях иноверцы часто говорили на своем языке и не знали турецкого. В больших городах, таких как Салоники, Каир или Дамаск, они жили внутри городских стен, но в большинстве балканских и анатолийских городов им отводился какой-нибудь периферийный квартал. Под давлением местных жителей-мусульман они подвергались выселению, кладбища закрывались. После финансового кризиса 1580-х годов их положение оказывается под угрозой, а состояния облагаются новыми налогами; в 1591 году великий визирь Синан-паша открыто объявил себя врагом евреев[254]. От конфискационных мер также страдали греки. В Стамбуле и Салониках ряд церквей были превращены в мечети.

Имеющиеся исследования показывают, что XVII век отмечен крупными течениями исламизации[255]. В контексте борьбы между османами и католическими государствами в самых северных регионах Албании происходят массовые обращения: по оценкам миссионеров, 10 % их паствы обращено в 1610 году и 53 % в 1703 году. Выйдя из-под опеки Венеции после более 450 лет католического господства, Крит становится одним из основных районов османской исламизации, через столетие после его завоевания половина населения обратится в ислам. В Салониках, Эдирне, Смирне и Бурсе около 200 еврейских семей следуют примеру самопровозглашенного Мессии Шабтая Цви (ум. 1676), вынужденного принять ислам, дабы избежать смертной казни, их потомков затем будут называть dönme. Они не только отвергаются большинством евреев как отступники, но их не признают единоверцами и остальные мусульмане. В Болгарии многие отступники переходят на турецкий язык. При этом сельские помаки сохраняют использование болгарского языка в регионах Ловеч-Тетевен и Западные Родопы.

Исламизация христианского населения не проходит единообразно, области Лидии, Вифинии, Каппадокии и Понта сохраняют живые общины вплоть до обмена населением между Турцией и Грецией в 1923 году. Соотношение сил внутри общин является определяющим: раздирающие кланы и разделяющие поколения споры за власть часто разрешаются путем исключения ветвей, которые, чтобы сохранить свое положение, сближаются с османской властью и принимают ислам. В ряде провинций, например в Сирии, христиане переживают значительный демографический рост, причины которого остаются малоизученными. В Алеппо они составляли 4 % городского населения в начале XVI века. В конце XVII века их насчитывается 20 %.

Паломничества далекие и близкие

Ортодоксальные течения мусульман выступали против обновлений доктрины (bida). Ширилась критика почитания святых и связанных с ними чудес. Биргиви Мехмед (ум. 1573) хотел, чтобы культ не отступал от предписаний шариата[256]. Возникшее в 1630-х годах движение «Кадызадели» (названное в честь одного из его лидеров, проповедника Кадизаде Мехмеда (ум. 1635), выступало за возвращение к исламу времен Пророка. Его сторонники осуждали праздничные паломничества к гробницам святых, суфийские танцевальные и музыкальные практики, употребление табака и кофе. Под их давлением Мехмед IV в 1667 году запретил посещение гробниц и в 1670 году уничтожает кофейни. Однако торговля с другими исламскими странами подстегивает культурную жизнь. Путь, лежащий к святым местам, поворачивает также и в сторону Стамбула, посещение которого ad limina становится обязательным для любого улема, желающего сделать карьеру. Через Египет проходят африканцы и марокканцы; изгнанные последствиями шиитизации Сефевидов курдские и иранские ученые и суфии едут в Сирию и Анатолию. Путешественники-суфии создают в посещаемых странах новые отделения братства. Студенты и паломники приезжают учиться в Каир или Йемен. Индонезийские, индийские или йеменские мастера селятся в империи.

Карта 4. Румелия до Венского конгресса (1815)

Паломничество в Мекку окружено величайшим вниманием. Вслед за своими предшественниками, каирскими мамлюками, султаны берут на себя подготовку паланкинов (mah-mal), связанных с двумя караванами из Дамаска и Каира; таким образом, государь, никогда не принимавший участия в паломничестве, оказывается представлен. Они посылают kisvet (kiswa по-арабски), завесы, предназначенные укрывать Каабу (реконструированную по решению Мурада IV) до паломничества следующего года; собирают милостыню для «бедняков» Мекки (sürre), привозимых караваном из Дамаска. Они поддерживают и развивают благочестивые фонды мамлюков; снабжают два священных города зерном из Египта – Хиджаз производит слишком мало зерна, чтобы прокормить паломников и местных жителей; кроме того, благочестивые фонды на Балканах и в Анатолии присоединяются к усилиям Стамбула по фрахтованию транспортных судов. Они обеспечивают защиту официальных караванов за счет средств, получаемых из завещанного на благотворительные нужды, от тимаров соседних провинций и платежей бедуинским вождям, склонным нападать на паломников, а также ремонтируют используемые паломниками дороги и строят на них мелкие форты. Оборонительные сооружения служат местами для привала, складами провизии и хранилищами воды. С 1708 года губернатор Дамаска принимает на себя официальное командование караваном и даже покидает город на три месяца.

Путешествия, связанные с паломничеством, переживаются и описываются как моменты богатого и интенсивного обмена и открытий. Они приводят к созданию произведений, наследующих средневековому литературному жанру rihla, где описываются странствия и паломничества в мусульманском мире. В одном из этих путевых рассказов сирийский мистик Абд аль-Гани ан-Набулус (ум. 1731) рассказывает, что за 45 дней своего пребывания в Иерусалиме он посетил 128 гробниц. Паломничество в Мекку играет роль своеобразного исламского конгресса до его возникновения и способствует моральному единению мусульман в империи и за ее пределами. Многие паломники по пути из Марокко заезжают в различные прославленные места Плодородного полумесяца. Знать мобилизовала свой вакф, чтобы позволить суфиям и улемам, происходившим отовсюду, тысячами селиться в священных городах. В 1594–1595 годах официальной поддержкой воспользовались 7000 мединцев; в 1641–1642 годах эта цифра возросла до 23 000[257].

Безусловно, лишь меньшинство подданных султана было в состоянии исполнить долг паломничества, у большинства не было средстав, чтобы предпринять то, что на протяжении всей османской эпохи оставалось экспедицией долгой, дорогостоящей и часто опасной для жизни (эпидемии, усталость, штормы на море и нападения бедуинов на суше). Зато многие из них совершали паломничества к святым местам (зияраты; ziyaret), которые давали возможность прочесть фатиху (открывающую суру Корана, или «суру Откровения») перед почитаемой могилой или сделать пожертвование, связанное с пожеланием. Путешественник Эвлия Челеби отмечает исключительную важность паломничества к гробнице Ахмада аль-Бадави (ум. 1276), расположенной в Танте в дельте Нила. В Каире верующие добавляли к посещению святынь слушание лекций, читавшихся в Аль-Азхаре и в больших медресе.

По всей империи практиковалось поклонение предкам, вызывавшее в племенной среде ассоциации с пещерами, священными деревьями, родниками и источниками. В святилищах и возле семейных гробниц благочестиво проводили ночь; ожидая сна или видения, просили о чуде. При османах некоторые праздники святых покровителей (mawâlid, унаследованные от эпохи мамлюков) становятся крупными торговыми ярмарками. Наконец, османский мир предоставляет и христианам возможность посетить свои святыни: в 1652–1658 годах православного патриарха Антиохии Макариоса аз-Заима принимают в нескольких румынских монастырях, он углубляет свои