Бессердечная мерзавка.

Она заплакала.

А он уходит, хлопнув дверью.

Белинда знает, что это происходит во сне. Она хочет вернуть его. Но все бесполезно. Джек не желает возвращаться.

– Это все знают, Мелоди.

– Вот и расскажи мне, – сказала она, подавшись вперед.

Они ужинали в «Спаджо». Ужин состоял из пиццы с копченой лососиной и шабли. Это сочетание Мелоди сначала сочла ужасным, но потом оно оказалось изумительным. Ники Фелтон снял очки – видимо, для того, чтобы было удобнее начать разговор, но потом снова водрузил их на нос.

– Эйб Глассман за что-то ненавидит твоего босса. Подробностей я не знаю. На мой взгляд, «Беренджер» был великолепен. Я видел монтажную копию – и не только я. Но Глассман – он же сумасшедший – запретил выпускать его, и точка. Финита.

– Его когда-нибудь выпустят на экраны?

– Кто знает? Хотя скажу тебе кое-что. – Ники сделал театральную паузу.

Мелоди терпеливо ждала.

– Прайс был в ярости. Он просто рассвирепел. Просто дьявол. И я его понимаю.

– Так что же произошло?

– Не знаю, как удалось его успокоить. Сейчас он собирается на выездные съемки одного фильма, который снимает «Парамаунт». – Фелтон пожал плечами. – Знаю, что ему предложили самый дорогостоящий контракт, но он отказался. Он перестал орать и угрожать, но он очень недоволен.

Мелоди откинулась на спинку стула, обдумывая информацию. Значит, «Беренджер» никогда не выйдет на экраны, а Джеку об этом неизвестно.

– А как насчет «Возмущения»? Что же это за проблемы с бюджетом?

Ники как-то странно посмотрел на нее.

– Никаких проблем с бюджетом нет. Самая большая сенсация заключается в том, что «Возмущение» вообще не будет сниматься. На этом фильме поставили крест.

«Ну и ну! Вот это да!» – подумала Мелоди.

– И если у Джека есть возможность выжить в этой передряге – но это строго между нами, – так это расторгнуть контракт. Посоветуй ему сделать это – и как можно скорее.

Мелоди кивнула.

– А теперь, – сказал Ники, – идем отсюда.

Ники откинул верх своего красного «мерседеса», но Мелоди не возражала, так как не боялась испортить прическу. Погруженная в свои мысли, она не обращала внимания на то, что говорил Ники по дороге к ее дому, находившемуся почти в Вествуде. Но, почувствовав, как его рука поползла вверх по ее бедру, она вернулась к реальности.

– Не надо, Ники. – Мелоди отвела его руку.

– Да полно тебе. Долг платежом красен.

Он снова погладил ей бедро в опасной близости от промежности, и Мелоди снова отвела его руку. Ники заявил, что проводит ее до квартиры. Мелоди понимала, что он надеется переспать с ней в обмен на предоставленную информацию. Ники действительно заслуживал награды – таковы правила.

– Не упрямься, Мелоди, пригласи меня что-нибудь выпить.

– Уже поздно, Ники.

Он настаивал, и она позволила ему войти. Они сидели на диванчике, потягивая «Амаретто». Ники обнял Мелоди и попытался поцеловать, лаская грудь. Она решила, что позволит ему парочку интимных ласк, а потом отправит восвояси. Ники схватил ее руку и прижал к своему напрягшемуся, пульсирующему члену.

– Нет, – твердо сказала Мелоди, оттолкнув его.

Он снова застонал и прижал к себе ее руку.

– Ты это не любишь, а, Мелоди?

– Не люблю.

– Тогда просто прикоснись к нему, ладно? Мне необходимо кончить, иначе просто умру.

Мелоди решила, что лучше уж она прикоснется к нему, чем он к ней, и легонько погладила утолщение под брюками, сама не веря, что проделывает это. Ники повозился с молнией и выпустил на волю свой член.

Мелоди, еще никогда в жизни не наблюдавшая, как на глазах растет и увеличивается в объеме мужской член, смотрела будто завороженная. Через несколько минут Ники застонал – и все кончилось. Потом он привел себя в порядок и ушел как ни в чем не бывало, бодро пожелав Мелоди спокойной ночи и чмокнув в щечку. Закрыв за ним дверь, она прислонилась к ней спиной.

Теперь следовало подумать, как распорядиться тем, что она узнала.

Чтобы доехать до дома, Мэри пришлось взять такси.

Винса не было.

Она пришла в ярость.

Где, черт возьми, его носит, когда жена в нем нуждается? Она целую ночь провела в тюрьме. В тюрьме! Ей разрешили один телефонный звонок. А Винса не было дома.

Утром ее наконец отпустили. Мэри так ничего и не поняла. Знала лишь, что это была худшая ночь в ее жизни. А до этого Мэри допрашивали. Задавали по-разному одни и те же вопросы, пока она не заплакала. Прежде чем ее отвели в камеру, она пятнадцать раз повторила им чистую правду о том, что произошло. Это было где-то после полуночи, а сейчас почти полдень. Когда офицер полиции открыл дверь камеры и сказал, что она свободна, Мэри безумно обрадовалась. Значит, все почти закончилось!

Они долго шли по бесконечным, безупречно чистым коридорам, мимо спящих заключенных, мимо заложенных на железные засовы дверей, пока не пришли в ярко освещенную комнату, где находилось множество детективов, полицейских в униформе – и ее мать.

Только этого Мэри и не хватало.

Селия Холмс Брэдбери Дэвис, урожденная Эдна Грок, сразу же увидела ее, но стояла с самым невозмутимым видом – безукоризненная, самоуверенная, в белом шелковом костюме, с красными ноготками и губками, с подведенными черным глазами, но без каких-либо теней на веках. Волосы, подстриженные «под пажа», тщательно уложены, кожа равномерно загорела, в ушках серьги с бриллиантами по пять каратов, бриллиант в восемь каратов поблескивал в кольце, украшавшем ее пальчик. Она была воплощением безупречной элегантности.

– Мэри?

Мэри была готова разреветься, но, поскольку она полночи плакала не переставая, у нее не осталось слез. У Мэри болела голова. Сердце стучало, как молот. Во рту был отвратительный привкус, в горле пересохло. Все тело болело. Глаза опухли. Ей казалось, что вся она грязная. Мэри ненавидела себя, ненавидела свою мать. Поэтому постаралась игнорировать ее. Полицейский подвел Мэри к конторке, и сидевший за ней сержант вернул ей отобранные у нее личные вещи. Она послушно просмотрела содержимое кошелька; ее просили убедиться, что ничего не пропало. В это время к Мэри подошел мужчина, который представился как Роб Коэн, ее адвокат.

– Я обо всем позаботился, Мэри. Окружной прокурор снимает обвинения. Вы свободны. – Он улыбнулся.

Селия не улыбнулась.

Она молча вышла вместе с дочерью из полицейского участка и, оказавшись на вольном воздухе, резко остановилась. Мэри, словно привязанная к матери, тоже остановилась.